Афанасий Коптелов - Дни и годы[Из книги воспоминаний]

Между казачьей церковью и Успенским собором — обширный вход на базар, где дощатые ларьки выстроились рядами до самого обрыва к Бие. Потому-то мимо наших окон идут и идут люди. Одни спешат за покупками на базар, другие — в собор на моленье. Но в этом людском круговороте мы давно приметили старика среднего роста, с белой бородой, закрывающей половину груди. Он всегда придерживался нашего тротуара. Шел степенно. Не спешил даже тогда, когда звоном всех колоколов сзывали богомольцев в собор. И базар его не интересовал. Своей прогулкой он как бы выполнял долг перед горожанами: пусть помнят о минувшем. На его голове и летом и зимой была неизменная островерхая буденовка с кумачовой звездой. На шинели с малиновыми застежками горел боевой орден Красного Знамени. А на левом боку покачивалась шашка с серебряным эфесом. Горожане почтительно уступали ему дорогу, в особенности тогда, когда он шел возле проломов в полусгнивших тротуарах.

Иногда он исчезал из города на несколько недель, и мы уже знали — уехал погостить в Барнаул или в родную деревню Рассказиху, знали, что и там вот так же похаживает по улицам. После гостевой отлучки он снова появлялся у нас в Бийске, словно по-хозяйски проверял: «Все ли у вас тут в порядке?» И кто-нибудь из нас, увидев его первым, непременно сообщал всей редакции: — Федор Степанович вернулся!

Это был партизан Гуляев. Если бы в те годы существовал пользующийся всеобщим уважением корпус Героев Советского Союза, то Федора Степановича, несомненно, удостоили бы этого высокого звания.

Перенесемся в 1919 год. Красная армия, тесня колчаковцев, грозным валом перекатывалась через Уральский хребет, который белогвардейцы хвастливо объявили неприступным. А в тылу у них, словно костры в ночи, разгорались очаги народного восстания. Не хватало кумача на шапки. Не хватало природных снадобий для самодельного пороха. Стараясь погасить костры народного гнева, колчаковцы бросали во все концы Сибири отряды отборных карателей. Горели подожженные ими деревни и стыли на ветру тела повешенных, а народный гнев полыхал все сильнее и сильнее. Партизанские отряды сливались в полки, формировались народные дивизии, на освобожденных территориях возникали советские республики. Дни белогвардейщины шли на ущерб. Но издыхающий зверь еще наносил смертельные укусы, превращал селения в груды пепла.

Один из карательных отрядов, гоняясь за партизанами, разведал, что их «гнездо» в лесной деревне Бобровке. А как по бездорожью пробраться туда и захватить врасплох? Без знатока местности не обойтись. На лесном кордоне нашелся старик, готовый пойти проводником. Надежный, — в избе у него полный угол икон. В глубину леса двинулись в сумерки — в Бобровке навалятся на спящих партизан. Всех покрошат, получат благодарность от самого Колчака, Верховного правителя. У старика иная думка: в глухом лесу — Гнилое болото, его не заметят, примут за лужайку и вломятся на конях. А он знает тропку и перебежит возле трясины. От пуль на первое время схоронится в темных кустах. Дальше ему известна каждая сосна, и он добежит куда нужно, поднимет своих.

Так и случилось: в болоте кони увязли, а старик, перебежав по кочкам, кричал:

— Сюда, ваше благородье! Тут дорожка! Чуток правее. Сюда, сюда! Еще правее!

Возле того болота друзья старика, подоспевшие из Бобровки, и прикончили карателей.

А когда вымели всю нечисть железной метлой, Гуляеву сказали в губревкоме:

— Поезжай-ка ты, Степаныч, в Москву. Отвези поклон Ленину.

В столице, в главном штабе Красной армии Федор Гуляев первым делом повидался с Буденным. Там их сняли на карточку. Рядышком. Семен Михайлович, полуобнимая старика, положил ему, руку на плечо. А потом повезли Федора Степановича в Кремль, к самому Ильичу. Расспрашивая немногословного старика, Ленин не удержался от восторга:

— Ай, да сибиряк! Настоящий Сусанин! В новых условиях повторил его подвиг! Слыхали о Сусанине

Нет, Федор Степанович не слыхал об Иване Сусанине.

— Так мы к вашей фамилии, — сказал Ленин, добавим фамилию того давнего героя.

И Федор Степанович из деревни Рассказиха нынешнего Алтайского края стал Гуляевым-Сусаниным. Тогда же он был награжден орденом Красного Знамени, ему вручили армейское обмундирование и шашку с серебряным эфесом. А Владимир Ильич попросил старика отвезти в Сибирь два венка, один возложить на братскую могилу вблизи места его подвига, другой — в Барнауле, на проспекте, где покоятся герои революции.