Афанасий Коптелов - Дни и годы[Из книги воспоминаний]

А я — снова к Лебедеву. Чтобы убедиться в исчезновении верхней плиты надгробия, он сразу же позвонил на фабрику. Конфетчики подтвердили, что уж больно хорошо на ней раскатывать конфеты.

— Немедленно вернуть!

— А как же производство? — пищала трубка. — План сорвется…

— На бюро ответите. Думаю, получите строгача.

— А куда вернуть? — недоумевал директор фабрики. — Там же расписаться некому.

— Восстановим! — заверил меня секретарь крайкома. — Сделаем все, как было. Только с бюстом будет труднее. Но снимки-то в музее должны сохраниться. Закажем снова скульптору.

К чести барнаульцев, они восстановили памятник, поставили изящную оградку, посадили цветы. А кругом — пустота.

И стоит памятник укором за содеянное невеждами.

Варварское «поветрие», разрушительным смерчем пронеслось по другим городам Сибири. Не избегли этой беды и Томск — «Сибирские Афины», где кладбище, пожалуй, не уступало барнаульскому. Только каким-то чудом уцелела могила Г.Н. Потанина.

Пронесся дикий смерч и по Новосибирску: на костях первых засельщиков бездумно танцуют молодые невежды. Отвели для кладбища соседнюю березовую рощу, а в тридцатых годах, сравняв могилы, проложили по костям усопших трамвайную линию. Так была утрачена могила писателя Петра Стрижкова.

В те годы полного отсутствия гласности никто не возразил против ликований по случаю еще одной победы в градостроительстве. И «отцам города» было невдомек, что дикие смерчи, пронесшиеся по кладбищам, ранили сердца тех, кто умеет свято хранить память об усопших, чьими трудами создан и взлелеян город на Оби.