Том Сегев - Симон Визенталь. Жизнь и легенды

15 сентября 1946 года он изложил на бумаге, что произошло с ним во время войны. Этот документ напечатан на одном листе и, судя по сгибу, Визенталь носил его с собой – возможно, в бумажнике. В десятой строчке говорится: «Во время моего пребывания в гетто я никакой должности не занимал». Заявление, надо сказать, весьма неожиданное, так как никто его об этом не спрашивал. Далее он подробно рассказывает, как переходил из одного концлагеря в другой, пока американцы его не освободили, и на этом, казалось бы, его рассказ мог закончиться, однако он еще раз повторяет то, что уже написал в начале: «В течение всего срока пребывания в многочисленных концлагерях, указанных выше, я никогда никакой должности не занимал, предпочитая работать на каторжных работах и не получать привилегированного статуса, который вынудил бы меня действовать кому-либо во вред».

В преступлениях нацистов Визенталь не участвовал, но ему трудно было жить с мыслью, что он страдал меньше других и был обязан своей жизнью порядочности нескольких немцев, благодаря которым выжила также его жена. В показаниях для «Яд-Вашем» он даже сказал, что выжил в Маутхаузене благодаря тому, что капо, заказавший ему рисунок, улучшил условия его заключения и тем самым спас ему жизнь. Логично предположить, что из-за этого его мучила совесть и что погоня за нацистами была возложенным им на себя наказанием, попыткой искупить вину. Ему словно хотелось «очиститься». Память же о Холокосте, которой он не давал угаснуть, должна была, в свою очередь, «очистить» всю человеческую культуру. Задача это была грандиозная, и он часто говорил об этом с Альбертом Шпеером. Он сообщил ему, что хочет написать книгу о евреях-коллаборационистах. Евреи, объяснил он, все еще рассеяны по разным странам, а история может в любой момент повториться: нельзя исключить, что произойдет второй Холокост. Поэтому надо разоблачать евреев-коллаборационистов точно так же, как нацистских преступников. По его словам, желание написать такую книгу, было вызвано той болью, которую чувствовали евреи, когда видели евреев, работавших на гестапо. «Как и история с подсолнухом, – писал он Шпееру, – эта тема тоже основана на моем личном опыте».

Беспощадная война, которую Визенталь вел с евреями-коллаборационистами, и признательность, которую он питал к немцам, спасшим ему жизнь, научили его судить каждого человека по делам, а не по групповой принадлежности. На этом базировались его гуманистическое мировоззрение, вера в справедливый суд и в добро, а также жажда примирения. Этим же, судя по всему, объяснялась и его странная тяга к Шпееру. Когда он писал ему: «Мы все делали в молодости ошибки», – то обращался к нему как грешник к грешнику. Он завидовал Шпееру, которому удалось обрести раскаяние и прощение.

Ева Дьюкс – возможно, единственный человек, которого Визенталь впустил в своей внутренний мир, – считала, что глубоко в душе он хотел раненого эсэсовца простить. «Сомнения, которые тебя мучают, – писала она Визенталю, – доказывают, что ты был ближе к тому, чтобы это сделать, чем сам тогда осознавал. Тебя остановили только чувство вины по отношению к своим товарищам и к умершим и страх совершить предательство. Но сердце твое, похоже, чувствовало то, что не посмели сказать твои уста: “Да, я вас прощаю”».

Если бы Визенталь смог даровать прощение эсэсовцу, возможно, он смог бы простить и самого себя и, может быть, тогда ему удалось бы освободиться от мертвой хватки Холокоста, преследовавшего его сильнее, чем он преследовал военных преступников. В этом и состояла его личная трагедия. Он, всегда избегавший наказывать невиновных, наказал себя за преступление, которого не совершал.

В самом центре Вены, за зданием оперы, стоит металлическая скульптура, изображающая пожилого еврея, чистящего тротуар щеткой и похожего на собаку. Эта скульптура – часть мемориала «Против войны и фашизма», созданного Альфредом Хрдличкой. Источником вдохновения для него послужила знаменитая фотография, запечатлевшая издевательство над евреями Вены, которых заставили чистить городские тротуары щетками. Мемориал Хрдлички как бы говорит: дорога в Освенцим началась с унижения человеческого достоинства в Вене.

Мемориал был открыт в 1988 году после бурных дискуссий, продолжавшихся около десяти лет. Выбранное место, заложенная в мемориале идея, дизайн, личность скульптора обсуждались австрийцами в том числе и в связи со скандалом вокруг Вальдхайма. Визенталь считал, что по духу своему это мемориал сталинистский, а слово «нацизм» заменено словом «фашизм» с целью затушевать правду о преступлениях, совершенных австрийцами. Кроме того, мемориал был установлен недалеко от здания, которое было разрушено во время бомбардировки города союзниками и жильцы которого погибли. Визенталь видел в этом попытку размыть разницу между жертвами и их убийцами. Однако, понимая, что после победы Вальдхайма возражать против возведения мемориала не может, он написал в журнале «Профиль», что это «лучше, чем ничего». Вынужден он был проглотить и обиду за еврея со щеткой.