Татьяна Шмелёва - «Болдинская осень» длиною в 18 лет

09 апреля 1949 г.

Ф.Е. Краско и лошадь Ястреб.

Таким образом в заповеднике появились две лошади – Ястреб и Фронтон – тяжеловоз, чёрный с толстыми лохматыми ногами.

На территории хозяйства находились парники, большая теплица. В теплице садовник Иван Григорьевич Куликов, который ещё мальчиком служил у господ Пушкиных, выращивал рассаду цветов. Там так вкусно пахло землёй, которую он просеивал в ящики. В парниках выращивали рассаду помидоров. В селе никто не сажал для себя, все ждали рассаду из заповедника.

Папа выписывал ему книги. Помню огромный том «Цветоводство» и толстую книгу с картинками «Яблоня и груша в саду Мичурина». У Ивана Григорьевича всё было по науке. Позже, когда начнут продавать рассаду, под окнами нашего дома потянется вереница людей.

Продавали ещё ранние овощи – огурцы, лук, потом ягоды, яблоки. Рабочих было 18-20 человек. Всем надо платить зарплату, покупать лес, краску. Плотники ремонтировали беседки, лестницы, скамейки, плотины. В пруду плавали две лодки. Отец считал, что в любом поместье, где были пруды, были и лодки. В каких-то архивах отец прочитал, что в барских имениях стояли китайские беседки (а наши плотники буквально плели кружева из дерева), вот и сделали «китайскую» беседку.

«Китайская» беседка и памятник Белинскому. 1957 год.

На лошадях возили брёвна в рощу Лучинник для строительства плотины, пахали землю, возили сено. В маленьком прудике, внизу парка замачивали кору липы, делали лыко, из лыка мочало, из мочала верёвки. Сажали коноплю, из неё делали паклю и верёвки. К конопле в то время относились как к технической культуре. Вот такое создали натуральное хозяйство.

Все огороды с огурцами, капустой и прочей зеленью располагались так хитро, что не лезли экскурсантам в глаза. Что-то находилось за плотной акациевой аллеей, что-то в конце парка у «глухой» аллеи, куда экскурсанты не доходили.

Там, где была «глухая» аллея, ходили только местные жители, отодвигали в заборе доску, висевшую на одном гвозде, и проходили на базарную площадь. Питомник яблонь располагался вдоль забора за гаражом, а само хозяйство отгородили воротами у плотины. Для полива огородов была водопомпа. По плотине к огурцам и помидорам растягивали шланги и из пруда качали воду. Это делалось в жаркие летние дни, когда не было дождей.

Было восстановлено до 10 тысяч растений. Деревья, современники Пушкина, огородили штакетником с табличками, указывающими возраст патриархов. Восстановлена вишнёвая аллея, ведущая к дерновой скамье, посажено 480 кустов вишни, 720 яблонь, взамен погибших в морозы 1941-1942 годов.

Кстати, русского или белорусского человека никакие морозы не сломят. Как раз в 1942 году разыскалась бабушка, мама отца, Дубровская Елена. Связь была плохая, она приехала на станцию «Ужовка» и ждала папу сутки, а может быть и больше. Станция выглядит до сих пор так же, как в 1942 году (я там была в 2003-м). Тёмные зелёные стены и одно маленькое окно кассы.

Отец в мороз 30 градусов ехал в санях за своей матерью на лошади 40 километров. Когда приехал, увидел в углу станции кучу тряпья. Бабушка напялила на себя всё что могла, чтобы спастись от мороза. Обратно они ехали ещё 40 километров до Болдина. Жалко людей и жалко лошадь. По пути в Болдино в 2003 году мы с внучкой заехали на станцию «Ужовка», и я ей говорила: «Смотри, где лежала твоя прапрабабушка…» Дожила бабушка до 90 лет и унесла в могилу несколько осколков от снаряда в своём теле. В Болдине она пробыла два года, потом уехала к дочери в Белоруссию. Ни мороз нам не страшен, ни жара, ни война.

Созданием музея, подготовкой приказной конторы под экспозицию отец занимался вместе с Горьковским областным краеведческим музеем. Директор, Фаина Андреевна Евлампиева, часто приезжала в Болдино – и до открытия музея, и после. У нее с отцом были очень уважительные и дружеские отношения. Однажды она приехала с сотрудницами своего музея. Это были молодые, весёлые, красивые, модные городские женщины. Я на них смотрела во все глаза.

Отец изучал архивы, собирал воспоминания стариков о жизни Пушкина в Болдине. Многое рассказал Иван Васильевич Киреев, дед которого, дворовый человек Пётр Александрович Киреев, оформлял документы Пушкину на имение и крестьян по доверенности.