Василий Гурковский - Сладкая жизнь Солёной Балки

И тут мое добро, мои полсотни остановок, троганий с места и погрузка тех чертовых горбылей, на глазах превращаются в ЗЛО. Тот поганый водитель заявляет, что пока он обедал в столовой на станции, я снял с его машины горбыли. Председатель хотел уже искать участкового, вектор его гнева повернулся в мою сторону. Никакие мои доводы уже никто не слушал. Я стал вором и еще к ним приехал, вот нахал!

Повезло мне, что в кабине машины сидела тетя Маша. Она хорошо знала и председателя, и того водителя. Женщина она была серьезная и уважаемая. Пользуясь тем, что из конторы еще вышли люди, она разделала тех моих обвинителей так, что если живы, до сих пор, наверное, помнят. Председатель заставил водителя перегружать горбыль из моей машины в свою, а сам пошел со мной в контору, подписал мне путевки, поставил печать и своей рукой, дописал мне два рейса гравия, из Кимперсая в Бородиновку, к тем рейсам, что я на самом деле сделал раньше – для их колхоза.

Я подождал тетю Машу и поехал домой, размышляя по дороге, а что было бы, если тети-свидетеля не было? А тогда время было еще суровое. Могли бы и дело пришить и за мою же доброту! Назло тому колхозу, я собрал все еще лежащие на дороге горбыли-одиночки, привез их в общежитие и отдал коменданту, может, где-то пригодятся.

Что бы я хотел сказать? Если каждый раз думать, стоит или не стоит делать какое-либо доброе дело, то тогда вообще добра на свете не будет. Поэтому, если надо, делайте добро, не раздумывая, назло диалектике, назло самому Злу. И тогда жизнь наша станет добрее и лучше, а вся зависть и злоба усохнут по определению!

ПРОСТО СЛУЧАЙ

Два года жесточайшей засухи, семьдесят четвертый и семьдесят пятый, запомнились многим людям, проживавшим в те времена на огромном пространстве к востоку от Волги и до самого Иртыша. На территории, где с успехом можно разместить не одну Европу, почти два года практически не было дождей, и стояли бесснежные зимы. В эту зону попали основные хлебообеспечивающие регионы Поволжья, южный и средний Урал, почти весь Казахстан и Средняя Азия. Два года подряд выгорало буквально все. Не было ни травы, ни зерна.

Травостой зерновых не превышал 10–15 см., комбайны не могли убирать их, даже при самом низком срезе.

Для людей не было проблем с хлебом. В зерновых районах, а они, повторяю, как раз и попали в зону бедствия, зерно для продовольствия в запасе было. А вот для животноводства – ни сена, ни соломы не было. И если в первый год засухи, кое-как вышли из зимовки, используя запасы предыдущего года, то на второй год стало ясно, что скот кормить будет нечем Ведь основную массу в рационе животных составляют грубые и сочные корма, которых просто не стало. Все сгорело на полях еще в июне. Ликвидировать животноводство в зоне бедствия, а это миллионы голов скота и овец, никто бы не решился, поэтому власти начали искать выход. Упор сделали, естественно, на местные возможности, а затем на заготовку соломы, хотя бы на стороне. Наша Актюбинская область заготавливала ее в Восточно-Казахстанской области – почти за 3000 километров. С учетом затрат на заготовку и доставку, тонна такой соломы, стоила дороже тонны макарон, но большое государство шло на это, чтобы сохранить поголовье животных.

Если бы это было сейчас, то животные, конечно же, пошли бы под нож. Мы, нынешние, в гораздо лучших условиях, сумели ликвидировать животноводство почти полностью.

А тогда было по-другому. Конечно, делалось много ненужного и затратного, но все-таки делалось. Была проблема во всеобщем идейном идиотизме, то есть любая хорошая для одних и неприемлемая для других, идея, культивировалась везде, без разговора. И горе было тому, кто пытался кого-то вразумить и говорил что-то – против. Таких не только власти, но и их окружение, как правило, угодливо-недалекое, неспособное ни на что, кроме устройства банкетов, приемов, охот и рыбалок, старались избивать по любому поводу и ущемлять, дергать и сталкивать, где и чем (кем) только можно.

В нашем хозяйстве хватило бы своей соломы еще на две зимовки. Но если бы мы об этом заявили, то выпали из всеобщей обоймы «борьбы за корма». И у нас или изъяли бы излишки кормов, или на нас же, в случае чего, свалили бы все свои и чужие грехи.

Поэтому и мы заготавливали за тридевять земель ту золотую и ненужную нам солому, лишь бы не стоять на пути спущенной «сверху» идеи.

Как было уже сказано, параллельно с заготовкой на стороне, интенсивно велась работа по использованию местных возможностей. Так как косить было нечего, то была начата заготовка нового вида, например, «веточного корма». В ход пошли ветви деревьев и кустарников. А так как в казахстанской степи, этого добра не так уж много, то вырубили все насаждения по балкам и ущельям, лесополосы и т. п… Специальным решением обкома партии, за каждым хозяйством, (колхозом, совхозом) было закреплено различное количество организаций, им был доведен план заготовки веток на корм, который контролировался специальными штабами на разных уровнях. Штаб в области возглавлял секретарь обкома, курирующий АПК, меры за неисполнение доведенных заданий принимались сверхжесткие.