Василий Ворон - Выпало в Империи родиться

Так вот, всё это форменное добро покупалось на верхних этажах Детского Мира. Там же, впрочем, продавалась и обычная одежда и обувь для детей. Ребенок в этом случае со скучающим видом плелся следом за родителями: в отделах с одеждой ему было неинтересно. Истинная жизнь, по мнению детей, царила именно на первом-втором этажах. Там же, в центральном зале, на стене напротив входа с площади Дзержинского, висели огромные часы с маятником, показывая время. Часы выглядели как избушка, сложенная из бревен, на циферблате кроме стрелок имелся солнцеподобный лик. Под крышей были дверки, откуда каждый час появлялась кукушка, мало похожая на птицу. На скатах избушки было еще по дверке, откуда, помнится, так же вылезала еще пара кукушек. Вдобавок из дверок по бокам циферблата вереницей выезжали довольно скучные на вид фигурки, похожие на шахматные фигуры, на которые напялили подобие одежды. Разумеется, все ждали этого парада. Однако тем из зрителей, кто бывал у театра кукол под руководством Сергея Образцова, смотреть на часовое действо в Детском Мире было скучно, потому что часы на театре его имени выгодно отличались исполнением и масштабом. Там куклы были интересные, различные зверушки не только показывались каждый из своего окошка, но и двигались, шевелили лапами, открывали пасти. Действо сопровождалось музыкой. В Детском же Мире завороженным детям оставалось смотреть на мерно качающийся туда-сюда гигантский маятник: было в этом некое таинство, ожидание чего-то невероятного. Не так ли гипнотизируют своих подопечных психотерапевты?

Когда я подрос, то часто ездил в Детский Мир – один или с друзьями – чтобы поглазеть, а то и купить вожделенную игрушку.

Вернемся к школе. 1 сентября всегда имело налет праздничный и одновременно обидный: ведь кончились каникулы, почти три месяца сплошного развлечения, ничегонеделания, сна до обеда и т.д. День был очень пестрый: букеты для учителей с непременными высоченными гладиолусами, белые фартуки девочек и белые же банты первоклашек, пионерские галстуки, ранцы и портфели разного цвета, бравурные марши, надрывающиеся во дворе каждой школы. Сначала все выстраиваются на торжественную линейку: здороваются с классным руководителем и после с одноклассниками – шутка ли, со многими не виделись всё лето! И с каждым годом всё красивее и привлекательнее становились одноклассницы. Испуганные и взволнованные первоклашки настороженно и очарованно смотрят вокруг: всё для них тут впервые, ко всему надо привыкать, вникать своим невеликим пока умишком. В этой шумной и пестрой толпе выделяются именно они и еще старшеклассники – высокие дяди и тети: ведь именно так они видятся младшим классам.

Но вот учителя всех угомонили, наступает тишина. Директор школы произносит торжественную речь. На флагштоке поднимают советский государственный флаг под звучащий Гимн СССР. Затем самому ответственному парню из старших классов доверяют взять на руки девочку-первоклашку с колокольчиком и она, с восторгом и ужасом от ответственности и высоты трясет им над головой и над школьным двором раздается символичный первый звонок. Сначала в школу входят первоклашки: они расстаются с родителями, они волнуются, им страшно, ведь вокруг столько незнакомых людей! Затем их рассадят по двое за парты, и учительница – та самая первая учительница – станет объяснять им как следует себя вести в школе вообще и за партой в частности, как тянуть руку, если хочется что-то сказать, каков распорядок дня, ну и, конечно, как зовут их первого учителя.

К дисциплине приучали сызмальства. За партой следовало сидеть ровно, не вертеться, при входе в класс любого из преподавателей необходимо было встать со своего места и сесть только тогда, когда скажет учитель. Также поступали, когда вошедший покидал аудиторию.

Прививали чувство коллективизма. В этом, кстати, и был советский человек, вся его суть. Самое главное было в коллективе, в товарищах. Думать только о себе было не принято – это являлось стыдным проявлением эгоизма. Часто в школе мы слышали от учителей такую фразу: «Я – последняя буква в алфавите». Повторюсь: это не было заученным нормативом, такими категориями мыслили.

Помню, что мою первую учительницу звали Надежда, но совершенно не помню, какое отчество было у нее. Зато отлично помню ее фамилию: Бондарева. И ее подпись помню до сих пор: под моими каракулями в тетрадях или дневнике красовалась надпись красными чернилами «Бонд». Так что если бы кто-то поинтересовался моими успехами в учебе, то немало удивился бы: у этого сопляка учителем был сам Бонд! Джеймс Бонд!