Константин Михаленко - Небо стоит верности

Но все это познается в сравнении. А тогда я мечтал пересесть на самолет.

После окончания планерной школы нас, недавних выпускников, зачисляют в аэроклуб на отделение пилотов.

Наконец сданы последние экзамены в школе, аттестат зрелости в кармане, приближаются к концу и занятия в аэроклубе. Полеты уже давно не снятся, сплю как убитый. Засыпаю, едва успев коснуться головой подушки, — так устаю за день. Это и не удивительно. Во время экзаменов в десятом классе никого из нас не освободили от занятий, от полетов. Единственное, что было сделано для нас, учащихся школ, это полеты в первую смену, чтобы можно было успеть в школу во вторую.

Но вот позади учеба. Приехала государственная комиссия. Начинаются экзамены в классах аэроклуба: конструкция самолета, двигателя, аэродинамика, аэронавигация, метеорология, конструкция приборов и после всего — проверка техники пилотирования. Кружится внизу земля, упругий воздух врывается в кабину, ласкает щеки, с шумом обтекает плотно застегнутый шлем. Самолет послушно выполняет фигуры: «штопор», «петлю», «переворот», «бочку», снова «штопор».

«Отлично!» — это заключение комиссии.

Один за другим получаем свидетельства об окончании аэроклуба и строим планы о дальнейшей судьбе. Но девчата уезжают в институты. Уже уехала моя одноклассница Галина Докутович, стройная как тростинка девчонка с живыми карими глазами, уехала и Полина Гельман [1] В годы Великой Отечественной войны обе служили в женском авиационном бомбардировочном полку, обе удостоены звания Героя Советского Союза. Докутович погибла в 1943 году. Ее именем названа одна из улиц Гомеля. из соседней школы. Что ж, для девчат авиация — только спорт. Но вот уехал Борис Аронов, решил поступать в институт железнодорожного транспорта Миша Толкачев.

— А как же авиация, Миша?

Он только разводит руками:

— Понимаешь, дома скандал…

— Сдался?! Черт с тобой! Мы не сдадимся! Правда, Стась?

Но и Стась Станкевич, преданнейший друг последних школьных лет, опускает глаза:

— Я тоже подал заявление в институт. Отец…

Вот тебе и на! Нет, я не сдамся! Решено! Подаю заявление в военное училище. Буду летчиком-истребителем.

Отчим встречает мое заявление более чем холодно.

— Летчик-истребитель? — переспрашивает он, и густые брови удивленно двигаются вверх. — А твое обещание матери? Ведь это было ее последнее желание.

Выходит, забыл. Значит, не судьба мне стать летчиком. Вновь берусь за ненавистные учебники. Не спеша сдаю экзамены и втайне подумываю: а не провалить ли какой предмет? Нет, нельзя. Не смею. Ведь я дал обещание самому дорогому человеку. Была бы мама сейчас жива, наверно, поняла бы меня. А отчим? Я вспоминаю смешинки в его усталых глазах. Мне они нравятся, и я не хочу, чтобы они пропали. Отчим никогда не наказывал меня, даже если я заслуживал этого. Он не повышал голоса и не читал мне нравоучений. Просто глаза его делались строгими и немного печальными. От такого взгляда мне становилось не по себе. Нет, пусть смешинки всегда будут в его глазах.

Я поступил в медицинский. Буду врачом.

Изучаю латынь, анатомию, терапию, хирургию и вдруг по-настоящему увлекаюсь. Вступаю в студенческий научный кружок, дежурю в клинике. Как все это интересно! Про себя решаю: буду хирургом!

А свободное время по-прежнему отдаю лыжам, плаванию, акробатике и планеризму. Но теперь для меня это только любимый спорт…

После разговора в ЦК комсомола Белоруссии, где мне предложили подумать о поступлении в военное авиационное училище, я только обдумывал, как осторожней преподнести отчиму известие о принятом мной решении. Решение я принял сразу. Осталось через военкомат получить направление в училище. И больше ничто не задержит меня в Минске.

Последний раз прихожу в институт. Прощаюсь с товарищами, с преподавателями. Никто из нас не предполагает, что это расставание на многие годы, навсегда. Не все смогут окончить институт, не все станут врачами. Одни будут сражаться вскоре в партизанских отрядах, другие будут эвакуированы в тыл, кого-то призовут в действующую армию, и лишь немногим удастся закончить институт в тыловых городах. И не все придут в минский институт в победном 1945 году. В моей памяти они все останутся юными, такими, какими я их запомнил: Вася Ревенков, Миша Мазо, Ваня Гриб, Нина Плевако, Маша Крупень, Тома Золатаренко — друзья студенческих лет…

Харьковское военное училище вспоминается длинными коридорами учебных корпусов, портретами бывших выпускников — героев Халхин-Гола. Занятия шли по двенадцать часов в сутки, не считая обязательных часов самоподготовки.