Браво Гнедичу, давшему этому месту провидческий перевод. В сущности, именно осознание русским интеллигентом себя личностью-гражданином было в XIX веке важнейшим процессом для России.
Значит, уже в «Илиаде» лежат истоки подвига Сократа! В возвышенном переводе Гнедича мы видим выражение, повторяю, самого передового тогда сознания России.
Стало быть, высший нравственный суд с давних пор воспринимается прежде всего как нечто именно внешнее по отношению к отдельному человечку. Любому! В сущности, это внешнее есть само Божество. Даже у древних греков это уже так.
А.Ф. Лосев убедительным образом именно это и доказывает. Человек не может быть сам для себя окончательной инстанцией. Сам для себя — не может. Мы сегодня видим, к чему нас привел заполнивший наше общество эгоцентризм. Первооснова преступлений.
Когда же случился первый в истории прорыв субъективности?
Фактическое начало осознанного эгоизма (а как его завершение и эгоцентризма) — это появление в V веке до н.э. софистов. Через два с половиной тысячелетия прошли слова их лидера Протагора: «Человек есть мера всех вещей».
Не боги, а человек! Многие из среды нашей, совковой, «образованщины» (А.Солженицын), цитируют ныне это изречение в качестве девиза гуманизма, то есть как выражение высшей социальной справедливости. Между тем первоначальный смысл этого громогласного изречения — провозглашение всего лишь полнейшего эгоцентризма.
Начать с того, что девиз Протагора остался в вечности таким, как его запечатлел Платон, а у Платона он звучит так: «Человек есть мера всех вещей, существующих, что они существуют, и не существующих, что они не существуют». То есть само их существование, вещей, у Платона поставлено в полную зависимость от того, как это воспринимается индивидом: если индивид не воспринимает, не ощущает, не желает, чтобы «вещь» эта существовала, или просто не знает ни ее и ни о ней — стало быть, ее далее вообще нет... Это и есть раннее предшествие субъективного идеализма. Человек тут — сам себе бог. В этом смысле он и мера вещей. Все дозволено! Вот еще когда....
А вот суждение другого софиста, Продика Кеосского: «Каковы те, кто пользуется вещами, таковыми необходимо быть для них и самим вещам».
А завершается этот софистский «гуманизм» далеко идущим, прямо к Н.Макиавелли, заключением Фразимаха Халкедонского. Согласно Фразимаху, «справедливость есть не что иное, как полезное для сильнейшего». Ура деспотизму!
Все это исключало для подобного рода индивидуальностей какое бы то ни было и раскаяние, и покаяние перед людьми. Человек сам себе бог!
Самый, по мнению многих, яркий из софистов, Горгий, брался любую вещь как восхвалять, так и ниспровергать, независимо от объективных ее свойств...
Не этим ли, высокочтимый мой Александр Николаевич, занимаются на протяжении веков те, кто направляет работу какого бы то ни было идеологического аппарата?
Ну чем существенно отличались А.А. Жданов и М.А. Суслов, в этом как раз смысле, от Геббельса? Только, видимо, темпераментом да индивидуальными чертами?
А чем же ты-то отличался от них? Неужели принципиально иной моралью?
Впрочем, еще о греках. За древнегреческими софистами справедливо числятся немалые исторические заслуги, а не только грехи. Ведь были они истинными разведчиками в сфере общечеловеческого духа. Древние софисты — первая ступень именно самосознания человека, «переходившего от объективного космологизма к субъективному антропологизму, причем базой для необходимого здесь индивидуалистического развития служила афинская демократия» (Лосев А.Ф. История античной эстетики: Софисты. Сократ. Платон. М., 1969. с. 45).
К тому же софисты в важных пунктах упредили Сократа: имея их впереди, он уже не должен был делать то, что свершили они. Идя дальше их, он преодолел космологизм и субъективизм. Первый человековед.
Может, возразишь: а при чем тут Достоевский? Притом. Нам с тобой обоим важно выйти на проблему внутренней противоположности и тем не менее все-таки и сходства западного рационализма и специфического русского «сгиба ума». Мне хочется выставить, в частности, достаточно объективное зеркало и перед тобой, и перед самим собой... Как отразились конкретно и на нас с тобой духовные первоистоки? Это-то постепенно, надеюсь, и выяснится.
Письмо седьмое
Да, Достоевский всегда притом... И Сократ тоже всегда притом... Идея «красота спасет мир», между прочим, уже была у Сократа. Великие пророки не просто продолжатели других великих, все они вырастают из одной основы — из утверждения (через национальное) общечеловеческого смысла.
Читать дальше