Вячеслав Огрызко - Кто и почему запрещал роман «Жизнь и судьба»

Суслов не подвёл шефа. Он разработал целую тактику, как воздействовать на Гроссмана. По его указанию отдел культуры ЦК изучил ближайшее окружение писателя. Партаппарат искал, через кого можно было оказать воздействие на фрондёрствовавшего литератора. Рассматривались кандидатуры Семёна Липкина, Александра Бека, Александра Письменного, Георгия Берёзко, вдовы поэта Николая Заболоцкого, других людей.

Кроме того, Суслов обсуждал и другой вариант – возможность задобрить Гроссмана пряниками. Писателю хотели взамен отказа от крамольного романа пообещать переиздание других книг и публикацию других вещей в литературной периодике.

В любом случае Суслов не хотел никаких репрессий. И в этом его позиция кардинальным образом отличалась от устремлений Лубянки. Руководство КГБ стояло на своём. Оно видело в Гроссмане только врага, которого переделать было уже невозможно. Не случайно чекисты продолжали искать на писателя новый компромат.

24 марта 1962 года Семичастный (тот самый, который в 1989 году всячески отвергал свою причастность к делу Гроссмана) отправил в ЦК очередную депешу.

«Товарищу Суслову М.А.

Докладываю Вам о материалах в отношении писателя Гроссмана И.С., поступивших в Комитет госбезопасности за последнее время.

Гроссман И.С. в семье и среди близких знакомых продолжает утверждать, что в его книге «Жизнь и судьба» изложена правда и её он будет отстаивать.

О прошедшем Пленуме ЦК КПСС по вопросам сельского хозяйства и состоявшихся выборах в Верховный Совет СССР Гроссман рассуждает с антисоветских позиций. Так, 11 марта с.г. в беседе с инженером Кугелем он заявил: «Политотделы – пройденный этап, этап военного принуждения. А их взяли и восстановили… Да, Пленум производит какое-то странное впечатление… я бы даже сказал пугающее. Как будто бы на краю какой-то ямы. Вместо того, чтобы притормозить или изменить направление, толкают на полный ход. Не «жалко», а что-то страшновато… И какая вера в силу бюрократизма. Им кажется, что всё только зависит от инспектора, от инструктора, от директора. А что может сделать директор, когда работать надо».

17 марта с.г. в беседе с женой Гроссман сказал: «Мне так стыдно идти завтра на выборы. Действительно, комедия! Народ правил государством сорок лет. Как эти слова логически соединить со словами о культе личности, о совершённых во время этого периода злодеяниях. Если бы народ был хозяином, он бы не дал в обиду Тухачевского, Блюхера и других сотни тысяч людей. Как же можно сказать, что народ хозяин, если убивали, пытали людей! Берия жил с сотнями женщин, ему привозили школьниц для растления… У нас можно убить 40 тысяч женщин и детей и сказать, что народ полноправный хозяин…».

18 марта с.г. в беседе с Кугелем Гроссман заявил: «Говорят, что у нас всё время управляет народ. Так почему же ни разу ни один член Верховного Совета не сказал, что неправильно, может быть, кого-то судили. Ведь культ личности шёл под беспрерывные заседание Верховного Совета. Огромный парламент! 2000 делегатов! Мерзавцы, проститутки, лакеи! Хоть бы один лакей сказал: «Вы напрасно проливаете кровь, Иосиф Виссарионович! Вы проливаете кровь честных рабочих и крестьян, честных революционеров». Ведь вся эта шпана молчала за 2000 рублей в месяц. И после этого иметь наглость говорить, что власть в руках вот этого самого… Ну что же это такое? Где же та власть? Почему же они ни разу ни один не воздержался от голосования. С 1937 года существует этот Верховный Совет и не было случая, чтобы хоть один депутат воздержался от голосования. Все «за». Но это же было в период, когда лилась невинная кровь, когда убивали и ссылал тысячами и миллионами людей. Так почему же в парламенте не нашёлся ни один маленький протест. Ох, какая шайка!.. Я рад, что я хоть чем-то отделился от этой холуйской шайки. Честное слово! Что бы меня ждало впереди, но у меня есть какое-то чувство внутреннего душевного удовлетворения, которое никто у меня не отнимет, ни одни сила в мире.

Председатель Комитета госбезопасности В.Семичастный»

(РГАНИ, ф. 3, оп. 34, д. 250, лл. 20–21).

Реакция Суслова именно на это письмо осталась неизвестной. Но по другим документам видно, что он продолжал думать о том, как вернуть Гроссмана на партийные позиции. 7 апреля 1962 года Суслов, обдумывая будущую встречу с писателем, на одном из листков сделал несколько пометок.

«О Гроссмане.

Начать [разговор. – В.О.] с публикации одного из посл<���едних> рассказов Гроссмана». Некрасов так считает, что повод для лобового разговора. Гроссман ещё не созрел; после публикации в одном из журналов обстановка будет более благоприятная. Некрасов надеется, что в кон<���ечном> счёте Гр<���оссман> не антисоветский человек и не окон<���чательно> потерян» (РГАНИ, ф. 81, оп. 1, д. 174, л. 57).