Анатолий Никифоров - Золотая нить Ариадны

О поступившем сигнале я проинформировал заместителя начальника УВД и попросил принять срочные меры для оцепления опасного места. Не успел закончить с ним разговор, как зазвонил городской телефон. Звонил Маренков, который за какие-то считанные минуты добежал до телефонной будки (он до сих пор отменный бегун и лыжник) и лично перепроверил полученную информацию.

— Да, отчетливо слышно тиканье часов. Я просунул в отверстие руку и нащупал подозрительный сверток, Похоже, что там все-таки самодельное взрывное устройство, — с волнением доложил он.

— Оставайтесь на месте и помогите милиции организовать оцепление, — попросил я Маренкова.

Сотрудникам милиции весьма оперативно удалось организовать оцепление опасного места (на удивление быстро была найдена веревка) и выставить необходимое количество постов с мегафонами.

Сложнее оказалась проблема с поиском специалиста-пиротехника, который, в конце концов, был найден уже отдыхавшим в… бане.

В конечном счете операция, продемонстрировавшая высокую оперативность и четкое взаимодействие УКГБ и УВД, была успешно завершена, и взрывное устройство с часовым механизмов обезврежено.

Утром следующего дня, за несколько минут до разбора наших действий у руководства, я пригласил Маренкова к себе и задал ему банальный и, может быть, больше протокольный по ситуации вопрос:

— Кто разрешил вам рисковать своей жизнью? — спросил я со строгостью в голосе.

Ответ поразил меня своей искренностью:

— А разве для этого нужен был приказ или разрешение?

В этом весь Маренков. Другой, не готовый к оперативному риску или просто трусливый руководитель, мог бы для этой проверки послать своего подчиненного. Другой, но не Маренков — человек с высоким понятием о чести чекиста-руководителя, который всю жизнь исповедует командирский принцип «делай, как я», воспитывая на этом подчиненных.

Полагаю, что из доброй натуры вытекал и его не злобный, не унижающий человеческого достоинства юмор. Для разрядки расскажу об одной его шутке в мой адрес. Дело было на охоте. Зимний охотнический сезон заканчивался, и мы коллективом выехали на его закрытие. Были лицензии на кабана и косулю. Так случилось, что кабанов в тот день не увидели, а в двух загонах на мой номер выходили косули, но я стрелять по ним не стал. Егерь огласил этот факт среди всех участников охоты, добавив, что, наверное, мне жаль было этих беззащитных существ.

Вечером уже за ужином на базе, когда очередь для тоста дошла до Маренкова, он, улыбаясь, сказал:

— До сих пор мы знали о «плачущем политике» (имея в виду бывшего Председателя Совета Министров СССР Н. И. Рыжкова, которого так окрестила «желтая пресса» за его провидческие предсказания о судьбе страны). Но, оказывается, бывает и «плачущий охотник», из-за которого мы ужинаем без душистой шурпы.

Затем с юмором и фантастическими деталями рассказал всем, как сегодня «козы чуть не растоптали Анатолия Кирилловича», и под общий хохот предложил тост за «плачущего охотника». После этого мне ничего не оставалось делать, как «давать объяснения».

Я рассказал о данном в свое время слове никогда не стрелять по козам. Дело было в ГДР. Однажды на охоте я ранил косулю и, чтобы она не мучилась, решил ее добить, выстрелив ей в голову с расстояния 40—50 метров. Стрелял с руки и, к сожалению, только перебил ей нижнюю челюсть. Когда подошел к этому беззащитному созданию, то увидел, как из ее ясных, серых глаз текут слезы. Скажу честно — эта картина произвела на меня ошеломляющее впечатление — я почувствовал, как на голове зашевелились волосы. И вот тогда-то я дал такой зарок. Этот случай не могу забыть до сих пор, хотя со времени той охоты прошло уже более 40 лет, и, по меньшей мере, десятки раз на меня выходили козы, но я ни разу по ним не выстрелил.

После моего признания мне простили проявленную на охоте «слабость».

Хотел бы выделить и такую черту характера героя этой повести, как порядочность. Вспоминаю один случай, который о многом может свидетельствовать.

Однажды я попросил А. И. Маренкова позвонить по ВЧ-связи в соседние управления, чтобы передать одну небольшую ориентировку, полученную из Центра. Через пару часов один сосед позвонил и сказал, что такую информацию и в такой редакции по ВЧ-связи вообще-то запрещено передавать. Я тут же позвонил Маренкову домой и попросил утром зайти ко мне. Не выдавая своего огорчения, я совершенно спокойно спросил:

— Скажите, как вы выполнили вчера мое указание?