Василий Мизин: Снайпер Петрова

Далеко за полночь, когда все неотложные дела были сделаны, подруги вернулись в свою землянку и растопили печурку. Сухой валежник горел весело. Через полчаса в землянке стало тепло, как в баньке. Наташа завесила вход, своей плащ-накидкой, набросала на пол толстый слой хвои. Аромат сосны и ели защекотал ноздри. Приготовились ко сну, но тут вошел Дима Левейкис с красной повязкой на левой руке.

— Говорят, все равно ночь не сплю, на электростанции дежурю, так уж заодно и по части, — объявил он, отдавая свежие газеты.

— Почитаем. Люблю это делать лежа в постели: читаешь, читаешь и незаметно засыпаешь, — говорила Наташа, выбирая газету.

Она легла поближе к печке, приоткрыла дверцу и стала читать вслух любимую дивизионку. Читала недолго. Глаза стали слипаться, потянуло в сон. Но вдруг услышала: — «Горим! Горим!»

Мимо землянки затопали сапогами спешащие на пожар. Подруги выскочили из землянки и побежали к горящей палатке. Были слышны крики и стоны раненых. Тушением пожара руководил дежурный по части. Он четко отдавал команды, сам действовал ловко, мужественно. Огненная стихия вскоре была укрощена. Жертв не было. Раненых разнесли по другим палаткам.

Причину пожара выяснили быстро: перекалили печку, снопы искр, вылетавшие из трубы, попали прямо на сухую палатку. Командир медсанбата Мамойко пригласил к себе Левейкиса и Петрову.

— Вот, друзья мои, вам приказ или просьба, что хотите. Сгорела одна палатка, а впереди зима и топить придется много. Выходит, может сгореть наш медсанбат. Этого допустить нельзя, поэтому срочно сделайте что-нибудь: искрогаситель или любой другой улавливатель. Думайте. И быстрей изобретайте.

Потребовалось немного времени, чтобы гарантировать безопасность отопления помещений: все печные трубы были оборудованы искрогасительными устройствами системы Сысоева и Левейкиса.

…Начинал брезжить рассвет. Гасли в небе звезды. Сквозь густую хвою стали пробиваться бледные лучи начинающегося дня. В землянке было тепло. Нина села около печурки, взяла газету, чтобы скоротать оставшиеся часы отдыха. Наташа и Татьяна легли в уголок. Заснули быстро. Тишину в землянке нарушало их слабое посапы-вакие да шелест газетных страниц в руках Нины Павловны. Она читала медленно, обязательно все, не пропускала ни строчки и вдруг воскликнула:

— Таня! Танюша, вставай!

Константинова села, протерла кулаком глаза, растерянно замигала:

— Что случилось? Десант?

— Подвигайся поближе! Слушай! На нашем фронте зародилось снайперское движение. Инициатором его является Феодосии Смолячков из разведывательного батальона тринадцатой стрелковой дивизии…

— Так это бывшая пятая ополченческая, — не утерпела Татьяна.

— Верно, верно! Слушай дальше. Сам Смолячков истребил не один десяток фашистов. У него много последователей.

— К чему, Нина, ты все это говоришь?

— Да к тому, что нас рано или поздно найдут, вспомнят. Сам член Военного совета фронта товарищ Жданов заинтересовался этим делом, нет, не то слово — заинтересовался, он требует, чтобы движение было массовым. Улавливаешь, что это значит?

— Пока нет.

— Это значит, что будут снайперские школы или курсы — как хочешь назови. Но одно неоспоримо: потребуются опытные инструкторы. Вот и решится наш вопрос.

— Думаешь, найдут?

— Обязательно!

…После тяжелого, напряженного дня подруги снова растапливали снег в котелке, кипятили воду, потихоньку, маленькими глотками пили. Дима Левейкис был с ними. Нина Павловна допила остатки, поставила кружку на скамеечку, сделанную из березовых жердочек.

— Дима! Давай-ка раздевайся.

Послушный, исполнительный Левейкис сбросил с плеч фуфайку и недоумевающе посмотрел на маму Нину.

— А теперь снимай гимнастерку! Тут Дима опомнился и запротестовал:

— Не надо, мама Нина, я сам как-нибудь…

— Слушай, сынок, до утра проходишь без гимнастерки, а там зайдешь.

Утром Левейкис получил отутюженную гимнастерку о новеньким подворотничком.

Блокадная зима… Нагрузка на медсанбат была очень большой. Только за первую декаду декабря через него прошло более тысячи раненых.

Январь 1942 года отличался не только лютыми морозами, но и мощными снежными заносами. Ко всему этому еще и голод косил людей, вызывал болезни. Особенно тяжело было в районе Невской Дубровки, на маленьком клочке невского берега, отвоеванного у врага.

23 февраля, в День Красной Армии, Нина Павловна сумела организовать в палатках раненым и больным нечто вроде концерта самодеятельности. Наташа прочла пару стихотворений о войне, Татьяна — небольшой юмористический рассказ… Все были довольны, аплодировали, кто как мог: кто хлопал в ладоши, кто костылем стучал. Но вот вышла сама Нина Павловна и запела романс Глинки: