Виталий Степанов - Под ветрами степными

Другим пришлось ехать на целину почти через всю страну. У нас путь короче. До совхоза всего сорок километров. И тех, кто ехал сюда два года тому назад, ожидали необжитая, голая степь, костры и палатки. А мы едем, можно сказать, на готовое. Самое сложное, самое трудное целина, кажется, уже пережила. И тем не менее мы полны торжественности: ведь это первый самостоятельный шаг в нашей жизни, первый шаг в неизвестное манящее будущее.

Женька, свесившись через борт, уговаривает шофера «поднажать», и тот старается. Машины стремительно несутся вперед, ветер бьет в лицо, а Женька, взглянув на меня, оправдывается, улыбаясь до ушей:

— А какой же русский не любит быстрой езды!

У нас был уговор — въехать в совхоз с целинной песней. Но ее почему-то не получилось. Девчонки, когда показался поселок, затянули было песню, однако мальчишки их не поддержали.

Было воскресенье, и совхоз казался безлюдным и притихшим. Только где-то негромко играла гармошка да стрижи, как реактивные самолеты, носились над землей. Уже не яркое солнце освещало зеленые всхолмленные поля вокруг поселка, и все дышало спокойствием обычного деревенского вечера.

Нас никто не встречал. Мы сгрузились возле конторы. На ней висел замок.

Пока совещались, что делать, появился Владимир Макарович. Он здоровался со всеми за руку, шутил, на ходу отдавал распоряжения.

— Мы уже неделю вас ожидаем, — рассказывал он по дороге к вагончикам, в которых мы будем жить.

В них было очень грязно, и Владимир Макарович смешно разразился угрозами в чей-то адрес, кто должен был привести вагончики в порядок.

— Ничего! — успокоил его Игорь. — У нас руки не отсохнут. Девчонки вымоют.

Сразу взялись за дело. Ребята натаскали воды из Озернухи, маленькой речушки метрах в ста от поселка. Девочки разделились на две группы и основательно, не жалея воды, мыли стены, полки и полы. Игорь с Витей Новичихиным получали на складе постели.

Укладывались при свете карманных фонариков. Как всегда, на новом месте долго не спалось. Из вагончика, где устроились девочки, то и дело доносились взрывы смеха.

Ребята тоже не спали. Говорили о Юльке Четвертакове, о рабкооповской столовой, в которой щи стоят рубль семьдесят, а гуляш два сорок. Игорь, наконец, сказал:

— Ну, кончайте, братва! — А через минуту сам же начал: — Вы заметили, как здесь все обжито? Дома, сараюшки…

— Свиньи бегают, — вставил Женька.

— Наверное, забыли уже, где первый кол вбивали, — продолжал Игорь. — Приехать бы сюда года два назад — было бы интереснее.

Я тоже не спал и слушал, о чем говорят ребята. Обыкновенная история! Вот и им, начинающим самостоятельную жизнь, кажется, что они опоздали родиться и что самое трудное люди уже успели сделать без них.

Первое наше утро на целине было удивительно веселым и ласковым. Поднялись рано, когда хозяйки только выгоняли в стадо коров. Разве можно улежать, когда в окно вагончика брызжет снопами солнечный свет, когда видно, что небо ослепительно синее, без единого облачка, когда от одной мысли, что сегодня начинается твоя самостоятельная жизнь, сон как рукой снимает?

Наши вагончики стоят на самом краю поселка. Перед нами — крутой бок засеянной хлебом гривы. Она приближает горизонт и будит желание посмотреть, что за ней. Пока девочки собирали прямо на траве завтрак из домашних припасов, мальчишки побежали наверх по узкой тропинке в пшенице. Впереди — Игорь, широкогрудый, в голубой майке, красиво оттеняющей его прокаленное на солнце тело. Внешне он бежит тяжело, топает, ступая на землю всей ступней. Но подъем он берет играючи. Лишь только он почувствует за спиной дыхание Мацнева, бегущего небрежно, на одних носках, как снова легко вырывается вперед. Женьке бежать трудно, он закусил нижнюю губу, дышит тяжело, но он лучше свалится, чем сойдет с дорожки. Сзади бежит Володя Иванников. Он очень силен, ему нетрудно, и на лице его снисходительное выражение: «Вот еще придумали… бежать на гору!» За мальчишками увязались Таюшка Чудова и Саня Легостаева. Они боятся вот-вот упасть от напряжения, но тянутся изо всех сил: ведь еще совсем немножко, еще метров двести — и все!

Тугие колосья, влажные от росы, бьют в грудь, ветер ласкает разгоряченные лица. Остановились там, откуда лучше всего виден совхоз. Позади, в лощине, полевой стан в густом черемушнике, а потом насколько хватает глаз тянутся поля начавшей буреть пшеницы.