Сергей Пилипенко - Тайны имперской канцелярии

Но в то же время, его легко можно было принять за бежавшего домой горе-любовника, застигнутого на месте преступления чьим-то мужем.

Единственным подозрением была папка, которая слыла под рукой, и время от времени оборачивающийся назад взгляд, почти бежавшего человека.

Но и это вполне весомо могло сойти за правду, если отнести его же к категории каких-то студентов-десятников, разгуливающих часто по улицам с подобными бумагами под рукой.

Но вот вскоре улица подошла к концу, и человек свернул во двор. Опустившись по довольно темной лестнице, он тихо, но в то же время четко постучал: сначала два, а затем кратко три раза.

Дверь приоткрылась, а потом мгновенно открылась, и человека почти силой втянули внутрь.

Послышались небольшие звуки борьбы, а затем все стихло.

Спустя минут пять в маленьком тусклом окошке загорелся свет, и появилась человеческая тень.

Через время свет погас, тень исчезла. Затем дверь скрипнула и высокий, довольно хорошо одетый человек вышел спокойно на улицу, держа в руках маленький чемоданчик.

Цилиндр украшал его голову, а легкая трость придавала полный этюд его костюму, определяя к той изнуряющей себя категории населения, которую зачастую можно было отнести к дворянской или, в крайнем случае, мещанской.

Но внешность порой бывает обманчива, и это дает право на то, чтобы человек не всегда верил своим главам, а действовал согласно давно изложенной конституции его мышления – обыкновенной интуицией.

Но, к великому сожалению многих, это чувство не было развито в достаточных его пределах, и это же давало возможность таким людям свободно маневрировать меж человеческих душ и спокойно передвигаться в пространстве.

Человек, державший в руках небольшой чемоданчик, вовсе не относился к той, указанной выше категории.

Но в то же время, явно не относился и к категории противоположной. Он определял сам себя, как достопочтеннейшего гражданина великодержавной московской иерархии и являлся одним из основных претендентов на саму иепархическую власть.

Монах Василий – так кратко именовали его те, кто знали очень мало и, в основном, по делам, совершенно не имеющих отношения к делу праведничества и искупления греха.

Так звали его и те, кто прочил ему власть в ближайшее время после смерти одного из настойчивых сынов царских кровей.

Но мало кто знал под настоящим его именем и уже совсем никто под истинным. Все было решено очень давно, и даже самые последние свидетели гибели его отца были уничтожены.

В кругах, приближенных к императорским, он был широко известен как отец Варфоломей, обладающий недюжинной силой и возносящийся в церковной иерархии чуть ли не к самому высокому званию.

Сейчас этот симпатичный господин чинно и мирно продвигался по улице Булочной, и, судя по его походке, был очень доволен результатом своего труда.

В чемоданчике лежала та самая злополучная папка, которая сулила многим успех и давала власть прямо в руки, если к ней приложить хоть капельку своего ума и фантазии.

Отец Варфоломей не жил на этой улице и довольно скоро свернул на Заводскую, а затем Пролетную.

Вскоре он подошел к крыльцу большого здания и тихонько дернул за колокольчик. Спустя минут пять послышалось какое-то недовольное сопение, а затем гортанно-низкий голос спросил:

– Кого там черти носят поутру? – и дверь немного приоткрылась.

Завидев фигуру отца, женщина поспешно перекрестилась и, как бы моля, произнесла:

– Ох, извините, отец. Наверное, с дуру ляпнула такое, – бормотала она, хлопая себя ладошкой по лбу.

– Ничего, ничего, Прасковья, – ласково зазвучал довольно низкий голос отца Варфоломея, – бывает.., у всех бывает.., – и, отодвигая рукой с тростью ее в сторону, фигура шагнула внутрь.

Дверь быстро затворилась, и вскоре в одной из комнат вспыхнул свет.

Отец Варфоломей сел за стол и принялся тихо изучать вновь изъятые им документы.

В его комнату постучали.

– Да, – грозно откликнулся он, отодвигая стул в сторону, а папку закрывая, – войдите, кто там?

– Это я, батюшка, – залепетала все та же женщина, пытаясь хоть как-то загладить свою вину, – чайку, не изволите ли?

– Что ж, не мешало бы, – спокойно и мягко зазвучал его голос, – ты вот что, Прасковья. Никого ко мне пока не пускай. Мне нужно господу помолиться нашему и давай поскорее чай, не то застыну здесь…

– Я сейчас, сейчас, – заторопилась женщина, выходя из комнаты.

Отец откинулся на спинку стула и грозно забарабанил пальцами по столу. Несколько минут спустя в комнату внесли чай, и голос снова смягчился: