Павел Нерлер - Con amore. Этюды о Мандельштаме

При иллюстрировании книги использованы фотографии из архивов Мандельштамовского общества, ГЛМ, РГАЛИ, А. Бруни, М. Горнунга, А. Ласкина, А. Наумова и П. Нерлера.

Подготовка книги потребовала самых разнообразных усилий. Я бы едва ли справился с этим без той всесторонней помощи, которую – на стадии собирания и подготовки книги – мне оказали Алина Миронова и Лиля Брусиловская, мои ближайшие коллеги по Мандельштамовскому обществу. Сердечно благодарю их, редактора книги Анну Еськову, а также Николая Богомолова, Сергея Василенко, Леонида Видгофа, Валерия Есипова, Софью Ивич-Богатыреву, Леонида Кациса, Наума Клеймана, Сергея Крылова, Делира Лахути, Карена Свасьяна, Александра Смолянского, Габриэля Суперфина и Ирину Сурат, критически знакомившихся с отдельными фрагментами этой книги в рукописи.

За всевозможные справки и советы, – в том числе и по текстам, не попавшим в окончательный корпус этой книги, – слова признательности также Константину Азадовскому, Евгению Андрееву, Виктору Белкину, Евгению Берковичу, Алексею Бруни, Юлии Вишневской, Анне Гавриловой, Валентину Гефтеру, Евгению Голубовскому, Нелли Гординой, Семену Дыманту, Виктору Захарову, Дмитрию Зубареву, Тамаре Исмагуловой, Поэлю Карпу, Владимиру Коротаеву, Сергею Красильникову, Геннадию Кузовкину, Яну Кунтуру, Александру Лаврову, Сергею Ларькову, Олегу Лекманову, Владимиру Литвинову, Елене Мамонтовой, Наталье Мельниковой, Сергею Мироненко, Льву Мнухину, Алексею Наумову, Дмитрию Нечипоруку, Антону Носику, Элиазеру Рабиновичу, Светлане Смородкиной, Сергею Соловьеву, Юлии Тан, Роману Тименчику, Леониду Фляту, Борису Фрезинскому, Юрию Фрейдину, Екатерине Черновой, Людмиле Черновой, Борису Шапиро, Михаилу Шейнкеру и Галине Элиасберг.

Да позволено мне будет предаться воспоминаньям…

Ни стихи Мандельштама, ни его имя до окончания школы (1969 год) ни разу не прозвучали около меня. Возможно, это было и чудовищным невезением, поскольку именно в нашей 19-й спецшколе преподавал удивительный словесник – Давид Львович Райхлин, автор известных учебников по грамматике и влюбленный в русскую литературу человек. Двух или трех его уроков в девятом или десятом классе – когда он подменял приболевшего завуча (училку по русскому и литературе) – вполне хватило, чтобы перечеркнуть все ее многолетние старания по внушению нам отвращения к героям своего предмета. Давид Львович вдруг заговорил о «декадентах», начал читать стихи, и – не скажу за всех, но за себя скажу: я вдруг ощутил всю шокирующую cвежесть их, символистов, поисков – от ромбовидной графики и шелеста шипящих до тематической дерзости, толкнувшей, например, Брюсова на этот отчаянный вскрик: « О, закрой свои бледные ноги!..»

Еще немного, наверное, и Райхлин окунул бы нас и в акмеистические вихри, но бог сподобил завуча выздороветь…

Заразив нас бациллой поэзии, старый педагог и не намеревался предуказывать нам какой бы то ни было путь: он просто вывел нас из дремучего леса школьной программы на широкое поле с далекими горизонтами, а куда и как мы дальше будем пробираться – дело не его.

Я, например, свернул налево, повстречал там шумный театр на не менее шумной площади и симпатичного поэта в шарфике и чем-то малиновом, громко кричащего о тишине. Полюбив его крутые метафоры и ассонансы, именно их поначалу я принял за всю поэзию и, в меру пытливости, вскоре попал в поло΄н отряда его летучих предшественников, в просторечии именуемых футуристами.

Было это давно, в начале 1970-х – в мои самые романтические годы, когда я учился на геофаке, разъезжал по экспедициям, таскал за собой гитару, пел у костров Галича и Анчарова, и, как полагается, был влюблен. Естественным выходом из этого состояния были только стихи – свои и чужие…

Я был без ума от Маяковского, обчитал его всего, вплоть до тома «Литературного наследия» с письмами Щена к Лиле Брик, а потом принялся и за его окружение – в особенности мне нравились Асеев и Кирсанов. Из Асеева и сейчас помню строчки:

Или: