Марина Цветаева - Письма. Часть 2

Одновременно пишу и ему, выясняя — если взяты — то какие, и куда, и наверное ли. Тотчас же по получении ответа извещу Вас — надеюсь, еще до Вашего пятничного свидания с Mesures.

У меня переводов много, хватило бы на ряд мест.

Итак — ждите весточки.

Сердечное Вам спасибо за участие.

МЦ.

Если увидите В<���ладислава> Ф<���елициановича> [2017]— сердечный мой привет ему.

26-го мая 1937 г., четверг

Vanves (Seine)

65, Rue J. В. Potin

Дорогой Владимир Васильевич,

Очень тронута неизменностью Вашего участья. [2018]— Ничего не получила, — они наверное думают, что на гонорары существует давность и что она — прошла. Но написала я им еще до давности — с месяц назад — и тоже ничего.

Если Вам не трудно, возьмите у них за меня и известите — мне гораздо приятнее получить от Вас и у Вас, чем не-получить в редакции, в которую я совсем не знаю как ехать. (А м. б. и редакции уже нет? Т. е. журнал давно кончился и «directeurs» [2019]поделили между собой письменный стол, табурет, машинку и остающиеся экземпляры?)

Жду весточки, сердечно Вас благодарю, приношу извинения за заботу и приветствую.

МЦ.

12-го декабря 1936 г., суббота.

Милый Лёва,

Мне срочно нужен точный почтовый адрес Штейгера — в связи с его вечером.

Во-вторых: не знаете ли Вы, где он в данную минуту — в Париже или зáгородом.

В-третьих: если он зáгородом ― не знаете ли Вы точный маршрут к нему; ехать до Chateau de Vincennes — а потом?

Очень прошу Вас сразу мне ответить, по возможности — pneu. Марки прилагаю.

Всего доброго. Спасибо заранее.

МЦветаева

Vanves (Seine) 65, Rue J. S. Potin

Наш № 65, а не 33, а то может выйти путаница.

<���Январь 1937>

Господин Андре Жид, пишет Вам русский поэт, переводы которого находятся у Вас в руках. Я работала над ними шесть месяцев ― две тетради черновиков в 200 стр<���аниц> каждая ― и у некоторых стихотворений по 14 вариантов. Время тут ни при чем — хотя все же нет, чуть причем, быть может для читателя, но я Вам говорю, как собрат, ибо время это работа, которую в дело вкладываешь.

Чего я хотела больше всего, это возможно ближе следовать Пушкину, но не рабски, что неминуемо заставило бы меня остаться позади, за текстом и за поэтом. И каждый раз, как я желала поработить себя, стихи от этого теряли. Вот один пример, среди многих,

написанные стихи:

4-я строфа:

Дословный перевод: Tu me disais: A l'heure de notre rencontre — Sous un del étenellement bleu — A l’ombre des olives — les baisers de l’amour — Nous réunirons, mon amie, á nouveau. [2022]

Итак, во французской прозе:

А l’ombre des olives nous unirons, mon amie, nos baisers a nouveau. [2023]

Во-первых, по-русски, как и по-французски, соединяют уста в лобзаньи, а не лобзанье, которое есть соединение уст.

Значит Пушкин, стесненный стихосложением, позволяет себе здесь «поэтическую вольность», которуя я, переводчик, имею полное право не позволять себе, и даже не имею никакого права себе позволить.

Во-вторых, Пушкин говорит об оливковом дереве, что для северного человека означает Грецию и Италию. Но я, пишущая на французском языке, для французов, должна считаться с Францией, для которой оливковое дерево, это Прованс (и даже Мирей). Что же я хочу? Дать образ Юга дальнего, юга иностранного. Поэтому я скажу апельсиновое дерево и апельсин.

Вариант:

Но: оливковое дерево наводит на мысль об ином союзе, чем союз любви: о дружественном союзе, или о союзе Бога с человеком… вплоть до S. D. N., [2025]а никак не о союзе любви (или любовном единении).

Второе: плод оливкового дерева мал и тверд, тогда как апельсин всегда неповторим и создает гораздо лучше видение ностальгии (по-русски тоски) любовной.

Вы понимаете меня?

И еще одна подробность: апельсиновое или лимонное дерево не существует по-русски в одном слове: это всегда дерево апельсина, дерево лимона.

Таким образом Пушкин не захотел дать южное дерево, или даже Юг в дереве и у него не оставалось выбора, поэтому он взял иностранное слово «оливковое дерево» и переделал его в русское слово «олива». Если бы апельсиновое дерево существовало, он несомненно выбрал бы его.