Тахави Ахтанов - Избранное в двух томах. Том второй

Надо было все-таки выехать немедленно. Раньше он не задумался бы ни на минуту, сразу бы помчался, — хоть днем, хоть ночью, в любую погоду, а в последнее время что-то стал не таким решительным. Стареть начал, что ли? Да ведь только еще полсотни набрал, даже седины в висках нет и сил еще достаточно — самый государственный возраст.

Что-то все-таки с ним происходит. Всю жизнь он работает, что называется, на людях. Поле приложения его сил — человек, человеческая масса. Всю жизнь собрания, совещания, большие и малые, и в них вся его страсть, вся энергия, а чувствовал он себя на публике всегда хорошо, как конь в табуне. А теперь вот, надо признаться, старается избежать многолюдия. Это происходит инстинктивно, неосознанно, но он явно жаждет уединения, одиночества, Даже самые интересные совещания старается поскорее свернуть. В колхозах тянет его из правления куда-нибудь на ферму или в одинокий домик чабана. И всегда почему-то ему особенно хочется посетить Коспана. Хорошо бы и в эту поездку заехать к нему, посидеть молча вместе с ним у камелька.

И откуда у него появились эти склонности, не свойственные руководящим лицам, — уму непостижимо. Откуда бы ни взялись, — но ему всегда хочется видеть этого молчуна с его нерешительной, почти детской улыбкой. Всегда он чувствовал за его молчанием какую-то редкую душевную ясность. Даже смотреть на него приятно — в каждом движении сквозит что-то простое, мудрое и успокаивающее.

...Судьба впервые столкнула их лет двадцать назад, осенью сорок первого года. Из новобранцев, собранных со всего Казахстана, была сформирована национальная бригада. Касбулат был назначен командиром роты. Начались учения. Однажды в одном из взводов Касбулат заметил громадного смуглого верзилу. Нелепые неуклюжие движения этого солдата привели его в ярость. При команде «вперед» верзила позже всех отрывался от земли и бежал тяжело, враскачку, словно верблюд. Звучала команда «ложись», все прижимались к земле, а гигант еще несколько шагов пробегал вперед, потом опускался на корточки и виновато оглядывался. Винтовку он держал, как кочергу. Короче говоря, отличная мишень для фрицев.

Касбулат подозвал солдата к себе, оглядел его с ног до головы и процедил:

— Ты просто создан для войны, дружище.

Он стал лично заниматься с ним и провозился битый час. И сам устал и солдата в пот вогнал. «Встать — бегом — ложись!» — свирепо орал Касбулат, пока совершенно не охрип. Солдат старался изо всех сил, обливался черным потом, но все у него получалось так, как будто он снимался в кинокомедии. Касбулат дрожал от злости.

Обычно в таких ситуациях командир и солдат начинают ненавидеть друг друга. Командир видит в неумелом солдате чуть ли не своего личного врага, беспрерывно муштрует его, а порой и просто мучает, срывает на нем плохое настроение. Солдат же молча, стиснув зубы, выполняет все приказания, а сам думает про командира: «Чтоб тебя приподняло и хлопнуло».

Однако, когда прошла первая злость, Касбулат присмотрелся к солдату и понял, что тот ни в чем не виноват. Старается парень, не жалеет себя, но что поделаешь — тело его не слушается.

Был солдат чрезвычайно тяжел и широк в кости, а в лице было что-то простодушное, детское. Казалось, его расстраивали не собственные муки, а огорчение командира. Он виновато поглядывал на Касбулата, как бы говоря: «Простите уж вы меня, бестолочь...» В конце концов Касбулат махнул рукой, подозвал его к себе, усадил рядом и угостил папиросой. Солдат неумело взял папиросу, поблагодарил, а затем смущенно сообщил, что не курит.

Они разговорились. Выяснилось, что Коспан окончил семилетку, занимал до войны какую-то должность в райисполкоме и был с Касбулатом одних лет. Почему-то уже тогда Касбулат почувствовал к нему неясную симпатию.

В ту осень положение на фронте было тяжелым. Враг подходил к Москве. Казахская бригада со дня на день ждала отправки на фронт. Касбулат чувствовал, что впереди их ждут неведомые опасности, ему хотелось, чтобы в решительный час рядом с ним был надежный человек. Поэтому он все чаще стал присматриваться к спокойному высоченному солдату.

Вскоре он взял его к себе в ординарцы. Прошло еще долгих пять месяцев, прежде чем их отправили на фронт, и за это время он так привык к своему ординарцу, словно это была его тень. Впрочем, очень удобная тень, умеющая по движению бровей угадывать и выполнять желание своего хозяина. Оружие и одежда Касбулата всегда были в чистоте, сапоги сверкали, и даже в самых трудных походах Коспан умудрялся подать пищу в горячем виде.