А. Корин - Феномен «Что? Где? Когда?»

- А после вы не попали никуда уже?

- После этих курсов, если коротко говорить, то я делал спектакль... Вернее, пытался делать спектакль как режиссер-постановщик у Любимова...

- И что там?

- И там в результате я... тоже не туда куда-то пошел. И в результате оказался опять-таки художником-постановщиком. А режиссером уже были мы двое, еще с кем-то, то есть еще с режиссером. То есть мне на помощь дали еще одного режиссера.

- Это Любимов дал? Вообще, он человек-то такой, с фантазией. Он новатором считается, да?

- Так я действительно боготворю Любимова. У меня с актерами не получалось. Режиссер должен чувствовать актера. И работа с актером - это, я думаю, это не моя работа. Я этого делать не умею. А без этого в театре нельзя. Когда я шел на актерскую репетицию, меня рвало в подворотнях, вот я когда еще только приближался к театру... Я не знаю, от страха ли, или от отвращения к тому, что я не умею это делать, а это делать надо... Я просто входил в подворотню, и меня выворачивало наизнанку. Я не хотел встречаться с этими актерами, которые меня не понимают, а донести то, что я хочу, я до актеров не мог. Не мог. Я и до сих пор считаю, что я не режиссер, а художник. И все это знают в обществе. Вот то, что я - художник, я могу поклясться, ну, театральный художник, естественно... Что этой профессией я худо-бедно владею. Что касается режиссуры, это уже химия, я не знаю. Но вот, режиссер, как вот бывает настоящий режиссер, с актерами который работает, у него рождаются звезды. Из ничего. Это я не умею. Чтобы из ничего - звезд. Это для меня закрыто, природа как бы не дала.

- А телевидение как же? Там тоже люди?

- Телевидение... Это особый разговор. Попал на телевидение я... Это история тоже короткая и интересная... случайно совершенно. Я как художник-постановщик работал с Борисом Львовым-Анохиным. И была удачная такая декорация. И вообще, как художник, я получал много премий... И потому был нарасхват в то время. Это в театре Станиславского я был главным художником. Потом театр уехал на гастроли, мне надо было где-то подработать. Несколько летних месяцев. А телевидение в то время...

- Это какие годы-то были?

- Да, может быть, начало 60-х... Вообще, памяти на года у меня нет.

- Проще сказать, хрущевская демократия, наверное. Только-только пошло. В этот момент, да?

- Наверное. Я пришел подработать на 2 - 3 месяца. Меня приняли, потому что я был образованный человек и не неудачник. А там действительно, я и до сих пор считаю, что начиналось телевидение с людей, которые не могли найти себе применения в других видах искусства. Неудачники-актеры, председатели месткомов, там, еще кто-то, я не знаю. И вот, все эти люди - туда шли. И там прекрасно устраивались. Прекрасно устраивались. Ну, я говорил себе, хотя бы два месяца ты там можешь поработать? А тогда как раз организовывалось телевизионное объединение "Экран". Под "Нашу биографию". Под то, что это был 67-й год, 50 лет Советской власти, вот, кстати, веха, да? И вот, оставался год или два для того, чтобы эту эпопею создать. Времени было мало, и народу нагнали много туда. Каждому дали по фильму - и вперед. Знаешь - не знаешь, а чтоб к юбилею фильм был готов. Меня приняли. И я сказал, ну, хорошо. Можно через недельку прийти? Ну, только не позже, мне сказали честно. Потому что надо сдавать текст, литовать там, то есть пропускать через цензуру, что-то делать... Очень много было комиссий, контроля. Ну, это была такая ответственная работа. А я вообще был тогда шалопай. В то время я очень неорганизованным человеком был. Потому что быть художником театральным - это очень хорошая, выгодная, денежная и очень свободная работа, тогда была. Ты мог ведь придумывать где-нибудь там, в трамвае, в троллейбусе, там, где-нибудь ночью, или в ресторане. Где хочешь мог придумывать. Тебе главное – придумать. Не сидеть и рисовать, а придумать. Вот почему театральный художник, вот чем он отличается, от обычного: тем, что самому писать не надо. За тебя там нарисуют художники-исполнители. Писари есть. А тебе надо придумать макет, придумать концепцию спектакля и так далее. А тут меня занесло куда-то в Петербург. Там мне предложили спектакль, насколько я помню, в хорошем театре, но предложили номер не в хорошей гостинице. Без ванной. Тут я бросил этот спектакль: ах, ванны нет - я уезжаю. Бред какой-то. Короче говоря, я замотался. И с девицами тоже. И пришел в этот самый замечательный "Экран" через месяц. Прихожу с чистой душой совершенно. И с настроением, что это я делаю им подарок, что я вхожу туда. Что я настоящий театральный драматический режиссер и художник. А они кто такие? Никому не известные неудачники! Вхожу, меня встречает молчание. Молчание в большой комнате. Потом встает женщина-начальница и говорит железным голосом: чтобы через минуту вас здесь не было! Даже не объяснила причину. Я ушел. Что делать? Меня так злобно все проводили глазами. Потом уже генеральный директор Центрального телевидения, хороший человек, объяснил мне, что тут было политическое задание, что я себя неправильно повел и что он, начальник, не может заставить коллектив снова меня принять. Я говорю: ну, куда-нибудь суньте меня на пару месяцев. И он говорит: ну, есть у нас одна такая редакция, куда вообще всякие загибщики, ну, вот кто с приветом, они идут туда. Хотите? Я говорю: ну, давайте. Он говорит, тогда идите в Молодежную редакцию. Ну вот, так я и попал в молодежную редакцию и началась эпопея моей жизни в молодежной редакции. Вот такая петрушка.