Дальневосточные путешествия и приключения. Выпуск 11

Писаная скала непрерывной грядой тянется и обрывается вдоль берега от самого заброшенного стойбища. Свидетелями его грустного прошлого были теперь редкие отрухлявевшие и затянутые малахитовым бархатом мха деревянные сваи, несколько оплывших ям от прежних погребов с жирной сорной травой.

Первым на берег сошел Алексей Павлович и, тяжело ступая по галечнику, направился к скале. Остальные медленной цепочкой тянулись следом. У каждого в руках — нарезанные листы кальки и розовой мягкой бумаги, простые карандаши, с помощью которых мы должны предельно точно снять копии с рисунков.

Сама скала напоминала беспорядочное нагромождение отшлифованных иссиня-черных пород сланца, обращенных блескучей ровной поверхностью к реке. На этой южной стороне скал и решил проявить свое живописное творчество древний человек.

Усомнившись в естественности наведенного природой глянца, я ладонью гладил теплый камень, потом другой... Так проделал каждый, из нас — иначе воспринимать увиденное просто нельзя. А пока мы осматриваем рисунки, Роменский мечется у скалы в поисках нужных для Алексея Павловича кадров, и у них идет немногословный диалог.

— Будем приступать к работе? — полный энтузиазма обратился к нам Алексей Павлович, достал из кармана кусочки цветных мелков. — Каждый найденный рисунок буду помечать мелом. Рисунки, как вы обратили внимание, миниатюрные, и копии снимать следует безукоризненно точно, чтобы будущие исследователи не могли нас упрекнуть в невежестве. Надо помнить, что надежды на долгую сохранность рисунков нет. К сожалению, я уже встретил несколько сильно пострадавших рисунков. Их явно кто-то намеренно разбивал.

Овладеть техникой копирования оказалось делом несложным. Но этот монотонный процесс быстро изнуряет, как, впрочем, и некоторые другие работы археологов. При копировании рисунков удобнее всего, если изображения расположены на уровне твоего роста, тогда можно иметь хоть устойчивую опору под ногами. Нам же чаще приходилось работать на большей высоте, тогда опорой для ног становились только скальные выступы и выбоины. Порой от нас требовалась почти акробатическая ловкость, чтобы сохранить равновесие: держаться было не за что, так как руки в это время заняты, да и на весу мгновенно деревенеют, в них появляется ломота, теряется точность движений кистей. Серьезным врагом становится даже легкий ветерок: калька тут же начинает извиваться, дребезжать, как оборванная с берез береста, а то и просто вырывается из рук, гонимая неизвестно куда. И тогда отчаянию нет конца — работу приходится проделывать заново, повторно испытывать те же муки.

Когда я увидел первые рисунки, то пришел в полное разочарование: настолько они были малы и почти полностью сливались с загаром скал. Чтобы их увидеть, требовался немалый профессиональный навык, которого я, естественно, не имел. Рисунки для нас открывал Алексей Павлович. Он шел впереди и у каждого найденного рисунка оставлял отметину мелом.

Моему взору представилась довольно пестрая группа рисунков: лошади со всадником, просто лошади, животные с обликом то лисы, то волка, какие-то птицы, олени... Они были полной противоположностью известным мне по публикациям петроглифам из Сикачи-Аляна — те отличались внушительными размерами стилизованных антропоморфных лиц — «личин», или масок.

Алексей Павлович внес ясность:

— Майским рисункам аналогичны в некотором роде изображения на утесе между Малышево и Сикачи-Аляном. Отчасти их сближает резная, линейная техника исполнения, сюжеты. Но, — Алексей Павлович поднял брови, загадочно улыбнулся, — майские рисунки гораздо миниатюрнее, имеют, так сказать, «карманный» характер: линии резьбы тоньше, иногда так легки, что напоминают эскиз. Рисунки на скалах вычерчивали лезвием ножа или клинка...

Мне пришлось только сожалеть о том, что увидеть резные рисунки на утесе между Малышево и Сикачи-Аляном не удалось. В экспедицию я прибыл с опозданием, и копии их были сняты до моего приезда.

В целом вся группа рисунков с утеса оказалась неоднородной и состояла, по словам Алексея Павловича, из трех самостоятельных комплексов. Но при всем этом в их содержании было много общего: лодки, всадники, лошади, олени, собаки; сближала их и резная техника исполнения. Все эти моменты дали основание Алексею Павловичу высказаться за то, что рисунки оставили племена мохэ. Недаром сюжет их отражает черты повседневного быта мохэсцев — занятие скотоводством.