Геннадий Андреев - Горькие воды

— Какой я сплавщик! — с горькой усмешкой ответила женщина и рассказала свою историю.

Она дочь лесника. Ее стихия — лес, в лесу она выросла и любит елг, как свой дом. Чтобы не расставаться с лесом, она поступила в «Институт лесонасаждений и лесомелиорации», после окончания которого все учащиеся поступали на работу в лесное хозяйство. Проучилась два, года — вдруг из Москвы пришел приказ перестроить институт в «Институт лесосплава». Учащимся было предложено продолжать учение, чтобы сделаться «инженерами по> сплаву леса».

— Так я и стала «инспектором сплава», а какой из меня сплавщик? Сижу в тресте, пишу инструкции, сводки составляю, а нужно мне это, как прошлогодний снег…

Глядя на неё, невольно думалось: сколько бы пользы принесли нашим лесам её ловкие руки! Как благотворно могла бы сказаться её любовь к лесу, если бы ей дали работать по сердцу, так, как стремилась она сама. Вместо этого над ней грубо посмеялись, сделав её… сплавщиком. Можно ли придумать большее издевательство?..

Таково, в общих чертах, было положение в лесной промышленности, в которую мне, под началом Непоседова, суждено было окунуться с головой. .

Завод, который на следующий день по приезде показал мне Непоседов, был действительно хорошим. Когда-то тут стоял однорамный заводик, принадлежавший купцу — в годы первой пятилетки он был брошен, а рядом с ним построили большой трехрамный завод. От старого остались только обвалившиеся стены и ржавое, хотя и исправное оборудование: немного подремонтировать, и оно могло бы еще работать. Но им уже никто не интересовался.

Новый выстроили по последнему слову техники: завод имел хорошую лесотаску шведского типа, бассейн для обмывки бревен, из него в цех бревна подавались ленточным транспортером. Отличные быстроходные рамы московского завода «Ильич», сделанные по немного измененному образцу шведских быстроходных рам, механическая отвозка готовой продукции, механизированные сортировочная площадка, уборка отходов и подача, опилок в кочегарку — все это облегчало труд рабочих и обеспечивало высокую производительность. Отдельно стоял цех строжки с заграничными строгательными станками, был и ящичный цех, выпускавший дощечки для ящиков из отходов: всё было предусмотрено для возможно большей эффективности работы завода.

Двухсотсильная паровая машина приводила, в движение лесопильные рамы и вращала электрогенератор, дававший энергию для других станков и механизмов; была для генератора и специальная машина. Завод был полностью обеспечен машинами, станками и механизмами: для переработки примерно 120 — 130 тысяч кубометров круглого леса и выпуска продукции хорошего качества. Но годовой план заводу был установлен только в 75 тысяч кубометров и план этот выполнялся всего на 70 — 80 %.

Причина, почему заводу был дан сниженный план, заключалась в недостатке сырья: больше сырья Наркомлес не мог поставить заводу. А причина невыполнения и этого сниженного плана заключалась в той «заковыке», о которой Непоседов едва намекнул в день моего приезда.

Дело объяснялось просто: широко размахнувшись, строители перерасходовали средства на цеха и вынуждены были сэкономить на кочегарке. И вместо того, чтобы первоклассному оборудованию дать такое же паровое хозяйство, строителям пришлось удовольствоваться старым котлом судового типа, состоявшим из множества трубок, заключенных в кожухе. Такие котлы работают исправно только в определенных условиях — на заводе поставленный строителями котел не проработал и полгода: в нем сгорели трубки. Произошла катастрофа: работа прекратилась. Тогда со старого брошенного завода срочно перетащили древний котел паровозного типа, установили его и кое-как заковыляли дальше.

Паровозный котел давал примерно половину требовавшегося пара, почему ни машина, ни рамы не могли дать полной производительности. Со дня ввода в эксплоатацию завод никогда не выполнял даже заниженный план: сначала был «пусковой период», потом не хватало пара. Первоклассное оборудование, на которое израсходовали несколько миллионов рублей, оказалось ни к чему.

По документам было видно, что руководство завода неустанно хлопотало о новом котле, но котлы настолько дефицитны, что получить их почти невозможно. Не мог завод получить и новых трубок для судового котла: они тоже, расценивались на вес золота. Стоили они, впрочем, всего около 2 тысяч рублей — завод израсходовал на командировки и хлопоты по получению трубок более 5 тысяч, но трубок так и не получил.