Александр Зиновьев: Гомо советикус

Упомянутые отчеты делегации были правдивыми и поучительными. Но мы обычно пишем отчеты не для подведения итогов и не для извлечения уроков, а из каких-то мистических высших соображений. Для формального порядка. Поэтому мы в них обычно сочиняем напропалую, так что отличить в них правду от вымысла практически невозможно. Да это и не нужно. Отчеты наши все равно никто не читает. Однажды я написал в своем квартальном отчете, что открыл десять новых элементарных частиц. Сделал я это с чисто познавательной целью: проверить свою теорию отчетов. Меня вызвал заведующий отделом. Я уж было решил, что моя теория ошибочна. Но тревога оказалась напрасной. Просто отчет оказался слишком коротким, и заведующий попросил добавить пару страниц. Я демагогически заявил, что ценность отчета определяется не количеством страниц, а тем, что сделано согласно отчету. «Прочитай, что я сделал, – сказал я, – и сравни с тем, что сделали другие». – «Не морочь мне голову, – спокойно сказал он. – Ты думаешь, другие сделали меньше твоего?» И я добавил к отчету пару страниц, в коих сообщил, что я изобрел метод превращения содержимого московских помоек в полноценные продукты питания. «Молодец, – сказал заведующий, подшивая мой отчет к пачке таких же непрочитанных отчетов других сотрудников. – Кто хорошо отчитывается, тот хорошо работает».

Но не думайте, что отчет есть излишняя бюрократическая операция. Это – мощная форма организации людей в единое коммунистическое общество. Важно не содержание отчета, а лишь факт его существования.

Если ты ничего не делал, писать отчет легко. В этом случае ты имеешь полное право использовать для своего отчета все то, что произошло за отчетный период в твоем коллективе, в стране, в космосе. Ты имеешь на это право, ибо ты на самом деле был соучастником всего, происшедшего во Вселенной. Труднее писать отчет, если ты что-то сделал. А если ты много сделал, написать отчет – непосильная для тебя задача. В этом случае твое сознание сосредоточивается исключительно на твоем деле, которое тебе кажется центром мироздания, которое твоим коллегам кажется пустяком и которое ничего не дает для отчета как явления лингвистического. Но и в первом случае легкость создания отчета не есть нечто врожденное. Нужно много лет тренировки, прежде чем человек становится квалифицированным отчетчиком и начинает сочинять отчеты с моцартовской легкостью.

Так вот, то, что я собираюсь выдумать, и будет моим отчетом по правилам советского отчетного искусства. И отнеситесь к нему как к таковому, т.е. не ищите в нем истину, но и не уличайте в заблуждении. Отчет есть отчет, и больше ничего. Это есть лишь веха в жизни. Мой отчет будет отчетом о работе, которую я должен был бы проделать, но не проделал, ибо моя работа и состояла в том, чтобы не выполнять ее. Поэтому я буду говорить обо всем на свете, за исключением того, о чем следовало бы сообщить. Я буду говорить, например, о покушении на американского президента, о взрыве бомбы в Болонье, о демонстрации в защиту мира в Бонне и о восстании младенцев в Лондоне с таким видом, будто это моих рук дело. И самое смешное тут состоит в том, что это не лишено оснований, поскольку я принадлежу к организации, которая так или иначе приложила к этому руку, а именно к КГБ. Иначе говоря, это будет психологический отчет существа, лишенного собственной психологии, о своем пребывании в чужеродной среде, в которую его забросили в интересах некоего Цела, но забыли о нем и о Деле.

Не ищите затаенного смысла в моих словах. Я всегда говорю без намеков и иносказаний. И не оставляю ничего невысказанного и недосказанного. Я вообще не верю в мысли между строк и в литературные айсберги. Когда людям нечего сказать, они маскируют ничтожность говоримого ими ложной видимостью, будто у них есть скрытое мощное основание и затаенная глубина мысли. Блестящие примеры на этот счет дают не только писатели, но и кинорежиссеры. Был у нас в учреждении сотрудник, которого считали величайшим мыслителем именно за то, что он был мастером насчет «айсбергов» и «между строк». Когда он довел свое искусство до предела, т.е. вообще стал обходиться без строк, между которыми помещались его мыслительные глубины, и без надводной видимой части своих «айсбергов», мы поняли, что он – заурядный паразит и дурак. Но репутация мыслителя за ним сохраняется до сих пор. Мое положение имеет то преимущество сравнительно с такими мыслителями, что мои «айсберги» не имеют подводной части, а между строками нет промежутков.