Кстати, именно потому, что арабы в качестве государственного языка ввели для завоеванных народов арабский, причем и в этом хорезмийцы сопротивлялись им на протяжении нескольких веков, впоследствии вся культура завоеванных стран стала именоваться арабской. Но в основе своей по-прежнему она оставалась глубоко национальной.
В жестокой, непрекращающейся борьбе создавалось новое — феодальное — Хорезмское государство. Стойко, длительно сопротивлялся народ Хорезма завоевателям, сопротивлялся и новым феодальным формам эксплуатации, на защите которых завоеватели стояли. Расцвет нового Хорезмского государства — это X–XIII века, время ал-Бируни, Авиценны, время снова наконец укрепившихся торговых связей Хорезма с Восточной Европой, время вновь возникающей по единому государственному плану целой системы крепостей, рассчитанных, однако, уже не на то, что их будет оборонять весь народ, а лишь на отряды воинов-профессионалов. Вновь становятся тоньше стены замков хорезмийской знати. Империя хорезмшахов завоевала политическое господство в ряде других областей, она направляет политику Хазарского царства, ее мнение небезынтересно даже киевским князьям, ее монеты пробивают себе путь в Прикамье.
Все это не может не отразиться на повышении общего благосостояния населения центрального ядра империи. Растет торговля, опять расцветают ремесла — на основе труда, уже свободного от рабства ремесленника. Замок феодала больше несравним с. усадьбой крестьянина — не только по размерам, но и по архитектуре. На смену его прежней суровой простоте пришли пышные декоративные формы, украшение различными башенками, не играющими ни малейшей роли для обороны…
Хорезм превращается в ядро одной из наиболее ранних и могущественных феодальных империй Востока. Он довольно долго наслаждался миром и благоденствием, — правда, за счет резкого усиления классовой борьбы и феодальных усобиц на периферии империи: в Хорасане, в Мавераннахре (междуречье Аму-Дарьи и Сыр-Дарьи). И это противоречие между ядром империи и периферией сказалось с роковой силой, когда Хорезм столкнулся с ордами Чингисхана…
Приняв на себя первый удар полчищ Чингисхана, Хорезм «…разделил с Русью высокую заслугу спасения своей кровью европейской цивилизации…» [17] «По следам древнехорезмийской цивилизации…», стр. 322.
…Я все еще не могу оторваться от фотографий. Четырехтысячелетняя история оживает в них, и с какою выразительностью, когда ясны ее движущие силы! Да если бы Толстов сделал только то, что обосновал общую периодизацию истории древнего Хорезма: первобытный период, античный, средневековый, — и то вклад его в историческую науку был бы очень значителен. А он разработал еще и политическую историю Хорезма на протяжении более двух тысячелетий! Только направляя свои научные поиски по безошибочному компасу марксизма-ленинизма, можно было достигнуть таких выдающихся результатов в такие сравнительно краткие сроки.
Четыре года раскопок до войны да четыре экспедиционных сезона после войны — право, это не так уж много, чтобы с пунктуальной точностью нанести на карту целую страну, укрытую тысячелетними песками, а ряд городов к тому же раскопать. Хорезмская экспедиция проделала именно это. Только за четыре довоенных года она открыла около четырехсот памятников, а четырнадцать из них успела подвергнуть основательным раскопкам. За это же время экспедиция проделала свыше 1500 километров разведочных маршрутов. 1500 километров нехожеными путями в пустыне! Для этого мало было энтузиазма одних научных работников экспедиции. Шофер Коля Горин — не научный работник. Но если бы он не провел автокараван экспедиции через пески Кызылкумов, если бы он не рискнул двинуть тяжело нагруженные (водой) машины по верблюжьей тропе от Джусалы напрямик через пустыню, советская историческая наука, наверно, имела бы сегодня меньше заслуг.
Так же как если бы не работали с величайшим чувством ответственности перед наукой Рузмат Юсипов, Серикбай Оралбаев, Бекдилля Ташпулатов, летчики экспедиции — Пущенко, Поневежский, Яловкин, Губарев, Белый, Рассулов. Авиаразведка памятников, аэрофотосъемка их и приземление «По-2» с Толстовым и его помощниками в таких местах, где человеческая нога последний раз ступала полторы тысячи лет назад, стали уже буднями экспедиции. Такыр в этих условиях считается превосходным аэродромом, а ветер в 6–7 баллов — не более чем привычной преодолимой помехой.
Читать дальше