Рудольф Бершадский - Две повести о тайнах истории

Туда он провел воду по пути, длиною в хатр (около 1,5 километра…). Там он построил жилища, дом, свод, двор, место, закрытое со всех сторон.

В широкой части постройки он сделал девять проходов — шесть в средней части, три в узкой…

…И сделал он вход и световой люк…» (Цитировано в «Древнем Хорезме», стр. 81).

Стоит, впрочем, отметить, что не в «Древнем Хорезме» Толстов впервые публиковал этот многозначительный отрывок. Еще за десять лет до выхода «Древнего Хорезма», а также за год до того, как Толстов нашел Кюзели-гыр и Калалы-гыр на местности, он уже приводил эту выдержку из Авесты в статье «Основные вопросы древней истории Средней Азии» и давал следующее объяснение:

«Всего вероятнее видеть в этих городах укрепленные поселения земледельческих родов, близкие по своему характеру к тому типу поселений оседлых индейцев степной полосы Северной Америки, которые известны под названием пуэбло».

Что́ сильнее оправдавшегося научного предвидения может подтвердить правильность применяемой наукой методологии!

Но вместе с таким замечательным совпадением данных Авесты и данных археологии появилось право, сразу неизмеримо расширившее количество литературных источников о древнем Хорезме и сопредельных с ним странах: право использовать Авесту как достоверный документ и в части описания социального типа общества, современного «квадратной Варе». А рисовала его Авеста достаточно определенно.

«Это общество оседлых скотоводов и земледельцев, разводящих рогатый скот, коней и верблюдов, — излагает ее содержание Толстов. — Вокруг скота вращаются все имущественные интересы. Обилие стад, коней, земель, удобных для скотоводства, — вот о чем просят богов авторы Авесты. Вместе с тем земледелие, основанное на искусственном орошении, хорошо знакомо Авесте. Земледельческий труд считается почетным занятием, хотя о нем говорится сравнительно мало… Общество знает уже богатых скотом и бедных… Объектом войн и набегов неизменно является захват скота.

Общество… выступает разделенным на касты: жрецов огня, воинов и рядовых общинников…» [7] «По следам древнехорезмийской цивилизации», стр. 96.

Появилось право использовать с достаточным основанием и другие неоценимые литературные источники, которые прежде нельзя было применять к истории народов, обитавших в древнем Хорезме, — описания древними, в первую очередь Геродотом и Страбоном, массагетов. Общество массагетов, образ жизни которых Страбон сближает со скифским, было организовано так же, как у обитателей «квадратной Вары».

Все яснее и яснее становилась темная история…

Марксистская методология — единственная до конца научная методология — подсказывала способ замечательного использования таких материалов, которые прежде совершенно пропадали для науки. Буржуазная историческая наука была вынуждена сдавать свои позиции шаг за шагом перед лицом истинной истории, восстанавливаемой трудом, страстью и талантом советских исследователей.

Я думаю, что читатель, может быть, простит меня все же, если я позволю себе включить в повествование также один личный документ: письмо сыну, отправленное мною в Москву непосредственно из экспедиции. Сыну в ту пору было двенадцать лет. Он мечтал отправиться в Кызылкумы вместе со мной, но, сами понимаете, я не мог осуществить его желание и только дал ему перед отъездом «честное пионерское», что подробнейшим образом, и обязательно, напишу из пустыни прямо обо всем, что увижу интересного.

Таково происхождение этого письма. И я решился включить его в повествование потому, что, как мне кажется, оно поможет и читателю острее проникнуться тем приподнятым и радостным настроением, которое ни на миг не оставляло в экспедиции меня самого.

« Урочище Топрак-кала. 29 сентября 1948 г.

Дорогой Сережа!

Я обещал, что буду писать тебе подробные письма из пустыни и расскажу в них все-все самое интересное. Ты до сих пор не получил ни строчки и уже думаешь, что я забыл обещание. Ничего подобного. Просто все здесь оказалось настолько интересным, что я растерялся. С чего начать? Глаза разбегаются!

То ли описывать тебе, как, поднявшись под вечер на гребень осыпавшегося вала бывшей крепости, я увидел в пустыне… ну, представь себе: кого?

Живого джейрана шагах в пятнадцати — двадцати!

Мгновение он оставался недвижим, а затем, подпрыгнув вертикально в воздух, волчком перевернулся вокруг собственной оси — и поплыл.