Яна Рудковская - Исповедь «содержанки», или Так закалялась сталь

– Ты можешь зайти, но одна, без этих… – Он показал рукой на моих спутников. – И запомни: если ты зайдешь, ты уже отсюда не выйдешь.

Такое мне даже в страшном сне присниться не могло.

– Зачем я вам, Виктор Николаевич? – Я была ошарашена.

Напомню, что к тому времени Виктор Николаевич уже представил всем свою новую невесту Илону и даже заявил, что не против завести еще одного ребенка. Похоже, его ситуация не смущала. Очевидно, это был какой-то странный блеф, целей которого я не знала.

– Ну, как хочешь, – ответил Батурин, снова выругался и вернулся в дом. Калитка по-прежнему была закрыта.

Подошли охранники.

– Все, концерт окончен, – грубо заявил один из них, и бригада начала оттеснять нас от забора. Я плакала и кричала, звала сыновей, но парней это, по-видимому, не останавливало. Схватка продолжалась минут двадцать или тридцать.

Мы вызвали милицию. Милиция приехала. Наскоро оценив ситуацию, нам заявили, что прямо сейчас сделать ничего не могут, но предложили проехать и написать заявление, что мы и сделали. К сожалению, в этот день мы действительно ничего не могли предпринять.

По приезде в город я позвонила врачу узнать о состоянии Андрюши. От врача я получила ответ, что его не пустили в дом.

– Как?! – закричала я и снова заплакала. – Как не пустили?

– Вот так, – был ответ.

На следующий день, 27 декабря, я взяла с собой не только адвокатов, но и маму – поскольку она врач. Если уж не пустили на порог чужого человека – врача, то родного человека могут пустить? Ведь Андрюше нужна медицинская помощь.

Виктора Николаевича не было дома, но, видимо, он не успел далеко отъехать – буквально через полчаса он вернулся. Дом нам никто не открывал, хотя там были и няни, и дети, которым, по-видимому, запретили подходить и к двери, и к телефону.

Приехав, Батурин вместе с охраной подошел к калитке, грубо оттолкнув нас, вошел и защелкнул замок.

– Витя, пусти мою маму, она же врач! – попросила я.

Батурин никак не отреагировал. В этот момент я увидела, как из-за стеклянной двери на меня смотрят детские глазенки: это был Коленька.

– Коленька! – истошно закричала я и рванула калитку. Калитка не поддавалась. Не помня себя, я вцепилась в ажурный забор и полезла через него, рыдая и повторяя: – Коленька… Коленька… Коленька!

– В считанные секунды я преодолела препятствие и спрыгнула на землю перед домом.

Батурин стремительно влетел в дом и, захлопнув дверь, оттащил от нее ребенка. Я бросилась к двери.

– Коленька! – уткнулась я лицом в деревянные доски. Слезы текли рекой… – Коленька, Андрюшенька… Деточки мои… – Я уже не кричала, просто шептала, понимая, что никто не впустит меня, а дверь сломать мне не удастся. Так продолжалось, не помню сколько, мне потом рассказали, что около десяти минут.

– Яна Александровна, давайте мы вызовем милицию, – осторожно окликнула меня Лена.

Я очнулась.

– Да, вызывайте, – надтреснутым голосом попросила я, и вдруг что-то снова накатило. – Виктор, да выпусти же меня отсюда! – В ярости я треснула кулаком по двери, призывая Батурина если не к жалости, то хотя бы к здравому смыслу.

– Вот как залезла, так и вылезай, – последовал ответ из-за дубовой двери.

В тот день с нами был охранник. Назад через забор я перелезала минут пять, не меньше. До сих пор удивляюсь, откуда у меня до этого взялось столько сил – буквально в секунды перемахнуть через железную изгородь. Видимо, я находилась в состоянии аффекта. Кое-как спрыгнув обратно, я подоспела уже фактически к приезду милиции.

Снова нас отвезли в участок, где мы снова написали заявление. Все происходившее опять тщательно фиксировали на видео. Но проблема решена не была: я все так же не могла попасть к своим детям.

Я примерно представляла себе распорядок Виктора Николаевича. Поэтому на следующий день, 28 декабря, мы все вместе снова поехали попытать счастья, но чуть позже, чем вчера. Охрана тут же принялась звонить Виктору Николаевичу, а я, не раздумывая, сразу же полезла через забор – теперь я уже знала, как мне действовать.

– Андрюша, Коля! – кричала я. – Детки, откройте!

В этот момент я увидела, как наверху в спальне дрогнула занавеска. Но потом снова все стихло.

– Эй, здесь нельзя находиться! – Охрана поселка располагалась рядом с нами, но на этот раз парни уже не спешили лезть в драку, поняв, что дело непростое, и, видимо, в душе сочувствуя. Но работа есть работа.

– Да звоните, куда хотите! – махнула я рукой. – Я иду к детям, надоело уже все!