Захар Прилепин - Всё, что должно разрешиться. Хроника почти бесконечной войны - 2013-2021 [litres]

– Жень, а у тебя есть самый любимый фильм? Или три?

– У меня есть, «Брестская крепость», – вклинился Захарченко, пока Женя раздумывал.

– Новый? – спросил я.

– Нет, хотя и новый тоже смотрел. Мне клип нравится, «Небо славян».

– На Кинчева? – удивился я; с рок-н-роллом Захарченко у меня мало ассоциировался; он предпочитал другие мелодии.

– Да. Сделали клип, вот там, где рукопашная идёт из «Брестской крепости».

– А ещё какие?

– «Русь изначальная». Там оконцовка, когда выскакивает сотня, а тут же всё войско стоит, и они понимают, что сейчас драка будет – последняя. И они перед смертью – «мёртвые срама не имут» – и доспехи, и рубашки с себя снимают, и остаются по пояс голые с мечами в руках.

– А третий?

– А третий – старый довоенный фильм «Ушаков: взятие Мальты».

Признаться, я был озадачен. В этом выборе круто замешалось детское, эстетское, советское и мужицкое.

Если короче: это очень человеческий выбор; и мне он кажется правильным. Нормальная хронология для человека, помнящего родство: Русь изначальная – Ушаков – Брестская крепость.

– Очень нравится «Кутузов», кстати: тоже старый чёрно-белый фильм, – подумав, добавляет Захарченко. – И «Освобождение». Большие съёмки: два округа участвовало в съёмках фильма – Киевский и Западный.

От такого кино до Шахтёрска и Дебальцево, как в той песне пелось, «четыре шага». Или даже один.

…На работе, я несколько раз был свидетелем, Захарченко, если выпадает свободная минута, включает в компьютере советские военные песни. При мне он несколько раз слушал «Как прекрасно: в дни войны / есть минуты тишины…» в исполнении Николая Караченцева из прекрасного фильма «Батальоны просят огня» по Юрию Бондареву; в другой раз – песню из старого советского фильма «Офицеры» – «От героев былых времён…», в третий – из «Мгновений весны…», когда мгновения летят, как «пули у виска».

Героическое наследство прямых предков Захарченко, да эти песни, да книжка про войну Симонова, да правильное кино, – тот самый, кажется, залог, когда из своей, весьма, прямо скажем, разнообразной биографии он вдруг осознанно ступил на путь государственника и солдата.

Вряд ли политики нового времени и нового типа станут коваться из подобных сплавов – увы, нет. Они по-прежнему будут приходить из чиновничьих кабинетов, с их дистиллированными биографиями и постными лицами тайных маниаков. Иногда успешные дельцы будут перебираться в кресла президентов из своих финансовых корпораций, или, на худой конец, шоколадных фабрик. Время от времени, куда реже – во власть будут попадать революционеры, в том числе религиозного толка; или профессиональные военные.

Однако диковатое исключение в лице Захарченко – донецкого пацана, борца, шахтёра, «водителя караванов», ополченца, революционера в силу исторических обстоятельств и президента по случайности, – оно забавляло; а то и радовало. В мире ещё случаются странные чудеса: так я думал тогда.

Другие песни, которые слушает Захарченко, – это не по моей части. Я настолько голую харизму воспринимаю с трудом.

– Есть такая песня хорошая, десантная, – рассказывал он, – и там поётся: «А мы береты надвинем на глаза, / мы по локоть закатаем рукава, / будем резать, будем бить / и Чикаго разваляем на дрова». Или есть ещё такой стишок, посвящённый Дню Победы: «Хмелел солдат, слеза катилась, / играл трофейный саксофон, / а на груди его светилась / медаль за город Вашингтон». Такое вот восприятие. Почему появляются такие стишки и песни? Это говорит кровь наших предков. Болит внутри! Если мы вернёмся на тысячелетие назад, то тогда мораль была другая. Если оскорбили твой род, твой город, твою страну – ты должен отомстить.

«…Ну, если только в таком контексте…» – мысленно пожимал я плечами.

27 октября 2014 года в Донецком театре оперы и балета прошёл концерт Иосифа Кобзона: непотопляемый советский артист привёз гуманитарку, целую фуру, встречали его как государственного деятеля: охрана, кортеж, – всё это, в сущности, было объяснимо – до него артисты подобного уровня в прифронтовой Донецк не приезжали.

Вместе с Захарченко они исполнили на концерте песню «Я люблю тебя, жизнь».

– Ему бы лет на пятьдесят меньше – думаю, он бы, сто процентов, с автоматом уже сидел в окопе, – рассказал мне Захарченко. – Психует сильно, очень сильно психует, и воспринимает то, что здесь происходит, реально как зверства. Проедет по городу, насмотрится… Перед концертами его обкалывают – он же на обезболивающих выступал здесь. Очень сильный мужик, очень.