Захар Прилепин - Всё, что должно разрешиться. Хроника почти бесконечной войны - 2013-2021 [litres]

– Ты сам на украинском говоришь?

– Ещё в 2014 году я разговаривал на украинском языке. Но за год я его забыл.

– Это не из-за памяти, – отмечаю я, скорее, для себя.

– Я свободно могу переходить с русского на украинский, – объясняет Захарченко. – Но когда я хочу с ними поговорить… Слова эти не идут сквозь зубы. Не могу. Пока не могу.

Захарченко сказал как-то, что войну на Донбассе выиграли люди 35–45 лет.

– Обрати внимание, – сказал он: – в первые месяцы Великой Отечественной войны потери были колоссальными: теряли именно молодых, порывистых. И что сделали? Начался призыв тридцатилетних, которым есть, что терять, которые бездумно на амбразуру не кидались, которые не бегали в полный рост, а ползали. И вот эта возрастная категория: тридцать и более лет – это они совершили перелом в войне. Те, кто воевал в Первую мировую, у кого были дети, у кого был опыт. Так же и в донбасскую.

…Я не вполне уверен, что это так, но Захарченко, быть может, видней.

Размышляя, поинтересовался мнением своего донбасского товарища, пошедшего воевать сразу после Одессы. Он был явным примером противоположного толка, потому что воевать пошёл в 21 год.

– Ты отделением командовал, да?

– Я был замкомвзода в Иловайске.

– И какого возраста был твой взвод?

– Все были за сорокет.

– А тебе едва за двадцать. И они тебя слушались?

– Ага, невероятно. Один только там был «малёванный», и то к нему Дед подошёл. Самый старший во взводе. Дед всё «малёванному» объяснил… Слушался меня даже покойный уже Форос, местный пацан, – он вообще три войны прошёл.

– А где воевал?

– В Сьерра-Леоне первый раз… Я, когда узнал его биографию, у него спрашиваю: «Что ж ты сам отделение не взял?». «Веришь, – говорит, – меня так всё достало, а ты на юношеском заводе, который со временем пройдёт. Думаю, пацан всё правильно говорит, а если пацан какой-нибудь лишак сморозит, то я его поправлю. Юношеский задор лучше опытного глаза».

– Мне Захарченко сказал, что войну на Донбассе отыграло поколение людей, которым в районе сорока.

– Обделалось моё поколение, что тут говорить, – легко признал мой собеседник. – Очень многие уехали. Обидно. Так и я это мог сделать. Нам же сколько вдалбливали, что воюют только дураки. Мы же это впитали…

Захарченко успел впитать другое. Он видел историю с позиций своего поколения.

Хотя в данном случае, уместнее сказать: нашего. У нас разница в год: я родился в 1975-м. Он был пионером, но не попал в комсомольцы. Я был пионером, но в комсомол меня не приняли – 91-й был последним годом, когда принимали в комсомол, и мне, единственному в классе, – отказали. Я был упрямый ревнитель всего советского; упрямо преданный судьбам красных командиров и заветам Аркадия Гайдара, влюблённый в песню «По военной дороге, шёл в тоске и тревоге боевой 18-й год…» и всерьёз смотревший фильмы про молодого Ильича.

Моя мизерная человеческая история никого не волнует, но для меня распад Союза начался с того, что я – я! единственный настоящий комсомолец в классе! а может, во всей школе! а, может, на всю предперестроечную Россию, чёрт меня подери, – не стал комсомольцем.

В моей стране всё покатилось через голову, кубарем.

И с тех пор не может остановиться.

Захарченко, меня это забавляет, тоже летний, и родился под тем же созведием – Рака – что и я.

Скепсис по поводу всей этой звёздной мишуры мне понятен; но вместе с тем я часто замечаю за собой, что угадываю главные мотивации и побуждения тех, кто родился в разгар лета.

Мне иногда кажется, что я всё понимаю про Гаврилу Державина – боевого офицера, великого поэта, государственного чиновника, достигшего предпоследней ступени в табели о рангах: он стал тайным советником.

Всё понимаю про Дениса Давыдова – боевого генерала, легендарного партизана, великого поэта, остроумца и провидца.

Понимаю про Владимира Маяковского, революционера и невротика.

Понимаю про солдата, понтореза и охотника Хемингуэя. Про бесстрашного лётчика и гения – Антуана де Сент-Экзюпери.

Это всё мои соседи по звёздам, я порой верю в эти штуки, и совсем этого не стесняюсь.

Я даже Гиви – тоже, как и я, июльского – понимаю лучше, чем Захарченко.

Про Захарченко я понимал меньше, мало. Кажется, – лень проверять, посмотрите сами, – Захарченко родился в один день с Майком Тайсоном, или в соседние дни. Но я даже про Майка Тайсона знаю больше.

Я могу перечислить всего несколько вещей про Захарченко, которые понимал в нём ровно потому, что они есть во мне.