Дарья Валикова - Чего почитать, если нечего почитать

Что Русь, что Россия постсоветская оскорбят возвышенные чувства обоих иностранцев прямо с порога (« Это была нелюбовь с первого взгляда »). Что первый, что второй въезжают на проклятую территорию прямиком из Латвии. (Если в XVII веке двинуться сюда в объезд Польши, через Латгалию – куда ни шло, то объяснения, зачем сэру Николасу понадобилось добираться самолётом не прямиком в Москву, а в Ригу и оттуда на поезде, автор даёт не слишком вразумительные, можно сказать, за уши притянутые. Впрочем, чего тут придираться – параллель так параллель; зачем же герою сразу оказываться в « столице диких московитов », прежде надо и глухую провинцию увидать!) Сразу на российской границе, в убогой пристанционной забегаловке бедного Николаса чуть не отравят просроченным йогуртом и предложат секс-услуги от девчушки школьного возраста; аналогичные вещи, как выяснится, поджидали примерно там же триста с лишком лет назад и бедного Корнелиуса. Ну, ладно, – шок благополучного англичанина от столкновения с лихими девяностыми (хотя по поводу забегаловки – уже гложут сомнения: отчего б ей, тем более стоящей на западной границе, уже б и не преобразиться, ведь дефицит продуктов питания вроде несколько лет как кончился?), но что же смутило мушкетёра фон Дорна? По-видимому, в Европе – хоть средневековой, хоть раннего Нового времени – малолетних проституток не было, потому что не было никогда.

Оставим англичанина; его приключения в Москве конца двадцатого века освещены в книге (как и в книгах последующих, где будет фигурировать этот персонаж) по-доброму, с милым юмором: чего б там ни было, но Россия жаждет слиться с Западом – как такое похвальное стремленье не поддержать душевно?.. Параллельный же текст явит нам поистине « адское государство », где совершенно « негде взяться благородным, просвещённым людям » и вообще караул. Начать следует с того, что « бравого мушкетёра в первой же русской деревне опоили, раздели догола и выкинули за околицу ». Чтобы добраться до столицы, ему приходится примкнуть к группе испуганных купцов, готовых обороняться от диких аборигенов насмерть. Но и по прибытию в Москву он обнаружит на её улицах, помимо разных « тощих бурых свиней с поросятами» и «покосившихся частоколов », какие-то банды, составленные из разных боярских подручных, разделивших город между собой подобно мафиозным кланам… В общем, жуть впотьмах и белым днём тоже!

Всё это происходит, напомним, в 1675 году (когда маленькому Петру, ещё и наследником не числящемуся, три года отроду). И вот же (Бог свидетель!) совпадение: автор этих строк взялась тут недавно за любимого Диккенса – ещё не читанный, такое упущение, роман под названием «Повесть о двух городах». Роман этот, где действие разворачивается в Англии и Франции времён Великой Французской революции, начинается, однако, в 1775 году, то биш, получается, аккурат через сто лет после того, как благородного Корнелиуса заносит в проклятую дыру-Москву незадолго до кончины Алексея Михайловича. Если мушкетёр, согласно Акунину, представляет в своём лице Европу XVII века как просвещённую, развитую и проч. в противовес дремучей азиатчине – то какова ж та Европа, по идее, должна быть ещё век спустя – целый век поступательного развития!.. И вот, например, какова Англия: « Даже в столице каждую ночь происходили вооружённые грабежи, разбойники врывались в дома, грабили на улицах; … сам вельможный властитель города Лондона, лорд-мэр, подвергся нападению на Тернемском лугу, какой-то разбойник остановил его и на глазах всей свиты обобрал дочиста его сиятельную особу; … на приёмах во дворце воры срезали у благородных лордов усыпанные бриллиантами кресты; в приходе Сент-Джайлся солдаты врывались в лачуги в поисках контрабанды, из толпы в солдат летели пули, солдаты стреляли в толпу, – и никто этому не удивлялся. В этой повседневной сутолоке беспрестанно требовался палач (…) три четверти всех преступлений, перечисленных в уголовном кодексе, карались смертью ». (У нас, напомним, в это время, при матушке Екатерине Великой, ничего подобного как будто не наблюдалось – ни в Питере, ни в Москве.) А уж как описаны Диккенсом парижская нищета и жестокость нравов!.. Кстати, «злопыхает» он лет семьдесят – восемьдесят спустя после тех событий; это всё равно как если у нас кто возьмётся изображать бытовую повседневность наших тридцатых – сороковых годов прошлого века – не так уж давно всё было, свидетельств навалом и сильно картину не исказишь, даже если захочешь. В исторически выверенных комментариях к диккенсовскому роману есть поправки вроде: выставлять отрубленные головы, насадив их на прутья ограды Тэмплских ворот, перестали не 1780-м, а в 1772-м, ошибся классик! Впрочем, следом там добавлено, что сами казни (включая четвертование) продолжались и происходили публично, и билеты на эти зрелища были весьма недешевы… В Лондоне, повторяем. Не – до, а спустя сто лет после российской действительности «Алтын-толобаса».