Вредность Цоя, цоевщины состоит в том, что дурная предрасположенность, получив музыкально-идеологическое обоснование, превращается в дурную тенденцию.
Среди прочего, песни Цоя — это пропагандистское обеспечение табачного, пивного, пирсингового и татуировочного бизнеса.
* * *
Подростковый уровень мышления, подростковый кругозор прут из очень многих стихов Цоя. Вот наиболее противные примеры:
Мы гуляем одни,
На нашем кассетнике
Кончилась пленка, смотай.
(«Видели ночь», 1986)
Треск мотоциклов,
Драка с цепями в руках,
Тени в парадных,
Все это я видел в снах.
(«Твой номер», 1986)
Наше сердце работает, как новый мотор,
Мы в четырнадцать лет знаем все, что нам надо знать,
И мы будем делать все, что мы захотим,
Пока вы не угробили весь этот Мир.
В нас еще до рождения наделали дыр,
И где тот портной, что сможет их залатать?
Что с того, что мы немного того,
Что с того, что мы хотим танцевать?
Почему и чего мы еще должны ждать,
И мы будем делать все, что мы захотим,
А сейчас, сейчас мы хотим танцевать.
(«Мы хотим танцевать», 1986)
Прихожу домой я ночью,
Завожу магнитофон,
И сосед за стенкой стонет —
Он увидел страшный сон.
Эй, прохожий, проходи,
Эх, пока не получил...
(«Прохожий», 1986)
Сосед за стенкой — это я. Прохожий, который чуть не получил, — тоже зачастую я. Короче, у меня с поклонниками Цоя чуть ли не личные счёты.
* * *
Из очень популярного эссе «Звезда по имени Солнце» неизвестного автора:
«Экзистенциальный смысл поэзии Виктора поражает своей глубиной, ясностью и лиризмом даже тех, кто не искушен в вопросах философии, эстетики и истории литературы. Наличие в кармане некоторого количества табачных изделий становится поворотным пунктом в мироощущении Цоевского лирического героя, и дает повод для оптимистического восприятия действительности. И т. д.»
Действительно, табачные изделия являются частой темой в песнях экзистенциального лирика Цоя:
Есть сигареты, спички,
Бутылка вина, и она
Поможет нам ждать...
(«Видели ночь», 1986)
Я люблю дым и пепел своих папирос,
(«Ночь», 1986)
Сигареты в руках, чай на столе — эта схема проста,
И больше нет ничего, все находится в нас.
Перемен! — требуют наши сердца.
Перемен! — требуют наши глаза.
(«Хочу перемен», 1989)
Но если есть в кармане пачка сигарет,
Значит все не так уж плохо на сегодняшний день.
(«Пачка сигарет», 1989)
Электрический свет продолжает наш день,
И коробка от спичек пуста,
Но на кухне синим цветком горит газ.
Сигареты в руках, чай на столе — эта схема проста,
И больше нет ничего, все находится в нас.
(«Хочу перемен», 1989)
Ветер задувает полы моего плаща,
Еще один дом, и ты увидишь меня.
Искры моей сигареты летят в темноту,
Ты сегодня будешь королевой дня.
(«Жизнь в стёклах», 1986)
Человек может курить, сознавая свою непреодолимую слабость, — и это не самый плохой случай. Самый плохой — это когда человек считает, что никакой слабости нет; когда он эстетизирует свой порок и, можно сказать, пропагандирует его. За такое уж точно надо бить в голову.
Деструктор отличается от просто человека со слабостями тем, что устраивает из своих слабостей культ: к примеру, если он курит, то не потому, что не в состоянии иным способом обеспечить себе физиологически необходимый минимум удовольствия или расширить в мозге кровеносные сосуды, чтобы начать хоть немного сображать, а потому что он герой и не живёт, а горит, а при горении неизбежен дым.
* * *
Довольно отчётливо также просматривается у Цоя тема жажды. Думаю, его подвигала к ней скорее ночная жажда после злоупотреблений, чем жажда правды:
Мы хотели пить, не было воды.
. . . .
Мы выходили под дождь
И пили воду из луж.
(«В наших глазах», 1988)
Ночью так часто хочется пить.
(«Последний герой», 1989)
У меня на кухне из крана вода,
(«Шаг вперёд», 1989)
А вот откровенный призыв к деструкции:
Довольно веселую шутку
Сыграли с солдатом ребята:
Раскрасили красным и синим,
Заставляли ругаться матом.
Мама — Анархия,
Папа — стакан портвейна.
Читать дальше