Роман Арбитман - Принцесса на бобах

Пока одни мэтры сами перешли на «новоделы», достижения лучших мастеров НФ той поры — А. и Б. Стругацких — стараются принизить их ученики. Отчасти ради амбиций, отчасти с целью коммерции. Пример тому — питерско-московский проект «Время учеников». Кратко напомним его историю. Пять лет назад редактор Андрей Чертков родил любопытную идею. Мир писателей-фантастов братьев Стругацких, утверждал Чертков, настолько детально прописан, что сделался уже почти реальным обжитым уголком Вселенной. И раз так, было бы глупо не пустить в этот уголок посторонних жильцов — благо места хватит на всех. Московским, петербургским и провинциальным писателям-фантастам было предложено соблазнительное начинание: попробовать свои силы «на чужой территории», сочинив тексты a la Стругацкие (либо продолжения известных вещей, либо вариации на какую-нибудь из знакомых тем, с привлечением готовых персонажей). Так появились «Время учеников» (1996) и «Время учеников—2» (1998). В конце столетия не заставила себя ждать и третья по счету книга… О двух первых томах в свое время было уже говорено — в том числе и автором этих строк. Если оставить за скобками веселую повесть красноярца Михаила Успенского «Змеиное молоко», вполне «игровую» статью саратовца Вадима Казакова «Полет над гнездом лягушки», мы обнаруживаем в остатке плохие сочинения двух разновидностей. Либо — простые графоманские попытки имитации стиля мэтров. Либо — еще более досадные попытки надрывной полемики с повестями мэтров, в сочетании с нешуточной (и оттого особенно тяжкой) серьезностью полемистов. В итоге почти все, желавшие поспорить с мэтрами на их территории, продемонстрировали свое фиаско. А что в третьей книге? И там присутствует та же неприятная тенденция, что и в первых двух. Авторы вновь клянутся в верности «духу Стругацких», уснащая свои сочинения бесконечными именами и реалиями из книг классиков-фантастов (иногда этого всего — явный перебор, как в повести Александра Щеголева «Пик Жилина»). Но одновременно их не оставляет желание вновь потягаться с мэтрами и объяснить им, неразумным, как нужно было строить сюжет. (Скажем, Владимир Васильев в рассказе «Перестарки» торжественно устраняет «несправедливость» из «Полдня, ХХII века» и организует happy end.) Уже знакомое по первым двум сборникам стремление вывернуть наизнанку («массаракш!») миры Стругацких, продемонстрировать граду и миру гадкое нутро некогда положительных героев рождает на свет, к примеру, «Посетителя музея» Александра Хакимова (совестливый охотник из «Возвращения» превращен к безжалостного убийцу-ксенофоба) или «Позолоченный шар» Никиты Филатова, где романтичного юношу Арчи Барбриджа из «Пикника на обочине» сделали хладнокровным садистом.

Вообще же вивисекторской «расчлененке» подверглись тут и Лес из «Улитки на склоне» («Бегство из Одержания» Николая Романецкого и «Долгая дорога к логу» Станислава Гимендеева), мир НИИЧАВО (в повести Александра Етоева «Как дружба с недружбой воевали» возник неудобоваримо-занудный гибрид из «Повести о дружбе и недружбе» и «Понедельника…»), и мир Арканара (в «Черной мессе Арканара» Елены Первушиной явлен иной гибрид — «Трудно быть богом» с «Жуком в муравейнике»). Присутствовал в книге и новый рассказ Андрея Лазарчука, чья авторская манера неизменна: хорошо прописанный абзац — и невнятица на уровне общего замысла. Еще в «Солдатах Вавилона» Лазарчук выдал за роман хаотически слепленный ком из пестрых отрывков. Чтобы читатель мог уловить нечто стройное в импрессионистическом буйстве красок, ему требовалось отойти от полотна на расстояние бесконечности… Все эти недостатки присутствуют и в недавно изданном его сборнике «Из темноты». Выстроить связный сюжет — для Лазарчука задача по-прежнему непосильная. Прокламируя свою принадлежность к «школе Стругацких», он не смог перенять у мэтров главное: умение писать сюжетно, не теряя при этом глубины. Пройти по тонкой грани между заумью и пошлостью ему не дано.

«Товарищ, пред тобою Брут. Возьмите прут, каким секут, секите Брута там и тут». Такие вирши предлагались героями Стругацких в стенгазету НИИЧАВО, но были отвергнуты: мол, не годится, не наши методы, пропаганда телесных наказаний. И т. д. Знали бы эти гуманисты хреновы, что из-за их дряблости Россия едва не погибла, захлебнувшись в мутной волне преступности. Хулигана Хому Брута не в стенгазете надо было песочить, а — из «магнума» в сердце и контрольку в голову. За пьянство в общественных местах, за нерыцарское отношение к Панночке, за хамские высказывания в адрес Вия. И вообще «Брут» — не русская фамилия. Не кавказец ли он случайно?..