Давид Шраер-Петров - ГЕНРИХ САПГИР классик авангарда. 3-е издание, исправленное

8. Не обращали никакого внимания [ТктЗ].

Распад размера (названный по аналогии с такими приглянувшимися писателям и культурологам XX века научными терминами, как «распад атома», «распад звездного скопления», «распад твердых растворов», «молекулярный распад» etc. [101]) предполагает такую структуру стихотворения, в которой Сапгир ориентируется на заданные и ясно обозначенные в начале текста силлабо-тонические (а порой и тонические) размеры (и их комбинации) и деконструирует их. Во многих текстах наблюдается частая, порой ежестрочная, смена размеров. В одной из последних книг Сапгира, озаглавленной весьма характерно «Слоеный пирог» (наслоение стилей и размеров), есть стихотворение «Странная граница». Вот два четверостишья, две реплики в диалоге четырех героев-состояний-голосов этого стихотворения, которое отсылает читателя к «Носорогам» Ионеско:

Первый

Вереница зданий – вдаль [Х4]

Вдоль – кудрявые липы [Ан2]

Пилы режут сухие стволы [АнЗ]

Лысый глядит на деревья [ДЗ; о парономазии у

Сапгира см. ниже].

<���…>

Второй

Четко вижу: прошел носорог [АнЗ]

Рогатый проехал в открытой [АмЗ]

Той рекламой – желтой пообедаю [Х5]

Даю голову на отсечение – сыр! [Ткт4] [102].

Заключительный пример – короткое стихотворение из последней книги Сапгира «Тактильные инструменты», из раздела «Стихи с предметами»:

Умри, Суламифь[Ам2 усеч.]

( кусок сырого мяса ощупай [Дк4]

потискай руками ) [Ам2]

Моя любовь! [Я2]

Глаза твои – глаза газели! [Я4]

Твои груди – холмы Иудеи! [АнЗ]

Твои ноги – высокие кипарисы! [Акц4]

( поцелуй кусок сырого мяса ) [Х5]

Губы твои – сердцевина [ДЗ]

расцветающей розы! [Ан2]

( приложи свою ладонь [Х4]

к сырому мясу и замри ) [Я4]

Твое лоно – глубокий колодец [АнЗ]

утоляющий жажду! [Ан2]

( внезапно схватив кухонный нож [Дк4]

вонзи его в мясо по рукоятку ) [Дк4]

Умри, Суламифь! [Ам2] [103].

Как заметил Владислав Холшевников, «несимметричные стихи очень удобны для передачи живой разговорной речи» [104]. Сапгир, многие тексты которого ориентируются на живую, «сырую», «непоэтическую» (площадную, уличную, квартирную) речь, идет гораздо дальше опытов использования вольных и несимметричных ямбов и хореев эпохи Серебряного века, дальше радикальных версификационных экспериментов Хлебникова, Маяковского, Заболоцкого, А. Введенского, Д. Хармса.

У Хлебникова:

Мы желаем звездам тыкать, [Х4]

Мы устали звездам выкать, [Х4]

Мы узнали сладость рыкать. [Х4]

Будьте грозны как Остраница, [Х4; дакт. клаузула]

Платов и Бакланов, [ХЗ]

Полно вам кланяться [Д2]

Роже басурманов. [ХЗ]

Пусть кричат вожаки, [Ан2]

Плюньте им в зенки! [Д2] <���…> (1908-1910) [105].

В метрически «пестрой» поэме «Торжество земледелия» Заболоцкого, где из «799 стихов – 437 ямбов (из них четырехстопных 414), 340 хореев (из них четырехстопных 355), 22 стиха – прочие размеры» [106], эта тенденция довольно четко прослеживается:

<���…> Кто ее знает? – [Д2]

Сказал пастух, лукаво помолчав. – [Я5]

С детства я – коров водитель, [Х4]

Но скажу вам, осерчав: [Х4]

Вся природа есть обитель. [Х4]

Вы, мужики, живя в миру, [Я4]

Любите свою избу, [Х4]

Я ж природы конуру [Х4]

Вместо дома изберу. [Х4]

Некоторые движения коровы [Х6]

Для меня ясней, чем ваши. [Я4] [107].

В. Холшевников предлагает называть такую структуру «зыбким метром» [108]. В советских стиховедческих исследованиях, по очевидным причинам исключавших значительный массив поэтических текстов, было принято считать, что «устойчивой традиции подобный стих не образовал» [109]. Пример Сапгира – свидетельство того, что (сверх)полиметрические эксперименты, начатые Хлебниковым, Заболоцким и другими поэтами в первой половине XX века, вовсе не ушли в песок [110]. Степень неурегулированности, несимметричности и смешанности размеров, а также неурегулированности и несимметричности рифмовки и строфических форм в стихах Сапгира так велика, что многие из них можно охарактеризовать как «зыбкие» лишь в первом приближении. Быть может, точнее их назвать (сверх)микрополиметрически-(сверх) зыбкими? [111]

4. Формула Сапгира

В стихах Сапгира экспериментально не только стихосложение как таковое, но и отображение и передача в нем абсурдности повседневного существования. Русская былина и песенный фольклор [112]; Эдвард Лир, Льюис Кэрролл и струя английского викторианского нонсенсизма [113]; наследие русского символизма (сологубовско-блоковская «дурная бесконечность») и футуризма (Маяковский, Хлебников, Крученых); сатирико-элегическая поэзия (Саша Черный, Дон-Аминадо); смех-сквозь-слезы и семантический сдвиг современной поэзии на идиш («Мониш» И. Л. Переца; Лейб Квитко; Авром Сутцкевер и др.), перенятые Сапгиром у Овсея Дриза; обэриуты [114]; советские поэты-модернисты среднего поколения (Леонид Мартынов, Борис Слуцкий), кафкианский пароксизм отчаяния и вызов логике здравого смысла; западноевропейские абсурдистские поэзия (К. Моргенштерн) и театр (С. Беккет, Э. Ионеско, Жан Жене), а также джаз, в особенности засасывающие повторы блюзов – все это вошло в стихи Сапгира на рубеже конца 1950-х—начала 1960-х и прочно утвердилось в его поэтике.