Наталья Иртенина - «Меж зыбью и звездою» («Две беспредельности» Ф.И. Тютчева)

Облегчить невыносимое положение страдающего человека не может никто и ничто — это Федор Иванович понял, проведя ночь у гроба умершей мучительной смертью его первой жены. За несколько часов он поседел совершенно, но так и не нашел ответа на вопрос, есть ли мера «долготерпенью» и для чего человеку посылаются (Роком? Судьбой? Или ничтожным случаем?) страдания. В душе его поднимается бунт — против столь жестоко устроенного мироздания и «неотразимого Рока». Но бунт его принимает своеобразные формы, причем направлений этого бунта несколько (как минимум два). Во-первых, это с новой силой вспыхнувшая любовь к Эрнестине Дернберг, с которой Тютчев, щадя чувства жены, расстался незадолго до смерти Элеоноры. Сила любовной страсти для него единственное, что может примирить его с необходимостью человеческих страданий. Любовь — это вызов, любовь — это «поединок роковой» не только между двумя любящими сердцами, но и между человеком и его судьбой, между ним и безразличием небес. Свою страсть Тютчев противопоставляет бесстрастию миропорядка.

Во-вторых, бунт его вылился в уход в себя, в свою тоску, в окончательное отделение себя и своего «Я» от всемирной жизни. Если миру нет никакого дела до неповторимости личности, то и человек в ответ должен возвести баррикады между собой и миром, отрезать все соединяющие их пути. Тютчев отрицает существование любых точек соприкосновения своего «Я» и внешнего мира: «Боже мой, боже мой, да что общего между стихами, прозой, литературой, целым внешним миром, и тем… странным, невыразимо невыносимым, что у меня в эту самую минуту в душе происходит». [87] Там же. С.200. Строки эти хоть и написаны более 20-ти лет спустя, но — показательны для Тютчева. Он все чаще погружается на дно самого себя, оставаясь там в полном тоски и безнадежности одиночестве, даже создает философию молчания и одиночества: «Молчи, скрывайся и таи И чувства и мечты свои» и «Другому как понять тебя? Поймет ли он, чем ты живешь? Мысль изреченная есть ложь» («Silentium»).

Быть может, именно эта философия заставила в начале 40-х гг. надолго замолкнуть музу Тютчева: с 1840 по 1848 гг. она являлась ему всего 8 раз (перелом наступит лишь в 1849 г., когда поэт написал 12 стихотворений, в следующем году — 19; для него это очень существенное количество). Но этот ни на что не похожий бунт был поднят Тютчевым-человеком, Тютчев-философ изначально знал, что он бесполезен и бесцелен; он ни на что не направлен и ни к чему не приведет. Он смиряется, но кризис оставил в нем уверенность в том, что его жизнь окончена, что он отжил свой век и в будущем его уже ничего не ждет. Еще в начале 30-х гг. Федор Иванович создал стихотворение, где есть такие строки:

И это написал человек, едва вступивший в пору зрелости! Что ж говорить о том времени, когда Тютчеву было за сорок… В 1847 г. он признавался: «Я отжил свой век и… у меня ничего нет в настоящем». [88] Старина и новизна. Кн. 18. С.23.

И будто бы в ответ на это смирение судьба посылает ему второе дыхание. Он вновь возрождается к жизни, к творчеству, к любви — исключение в этом ряду составляла лишь политика. Интерес к ней не покидал Федора Ивановича никогда — он занимался ею все эти кризисные годы и продолжал активно вмешиваться в эту сферу до самой смерти. Именно политике он и обязан своим «вторым рождением». 1848 г., когда Европу всколыхнула волна революций, потряс Тютчева. По словам князя П.А.Вяземского — близкого его друга — «февральские, мартовские и апрельские дни возбудили и подвигли все его нравственное существо». Князь сильно переживал за Тютчева, боясь, что тот «изнеможет под тяжестью впечатлений». [89] Цит. по: Благой Д.Д. Указ. соч. С.39. В революции поэту виделся «апофеоз человеческого я, достигшего своего полнейшего расцвета», [90] Папство и Римский вопрос с русской точки зрения // Тютчев Ф.И. Русская звезда. С.288. 1848 г. был воспринят им апокалиптически — как начало всеобщего разрушения, мирового катаклизма. Это «начало конца», как ни странно, и возродило интерес к жизни. Впечатлений действительно оказалось предостаточно, но они, вопреки страхам Вяземского, не придавили Тютчева, а, наоборот, окрылили его. Он вновь стал писать — и не только стихи: две из трех его политических статей («Папство и Римский вопрос с русской точки зрения» и «Россия и Революция») созданы им именно в 1848-49 гг. К этому же времени относятся обширный замысел и наброски трактата «Россия и Запад».