Владимир Набоков - Комментарий к роману Евгений Онегин

В «Замогильных записках» (1849–1850) Шатобриан называет себя «aventureux et ordonné, passioné et méthodique… androgyne bizarre pétri des sangs divers de ma mère et de mon père» [69] «Бесстрашным и осторожным, страстным и педантичным… причудливым гермафродитом, созданным из разных кровей матери и отца» (фр.) (написано в 1822 г., использовано изд. 1846); в Шатобриановом «Рене» я обнаружил «pétri» по крайней мере однажды: «Mon coeur est naturellement pétri d'ennui et de misère» [70] Мое сердце естественно проникнуто тоской и несчастьем (фр.) .

В русской литературе еще одно «pétri» (полвека спустя после пушкинского) возникает в своем прямом значении в знаменитой фразе, сказанной по-французски омерзительным гомункулусом в роковом сне Анны Карениной («Анна Каренина», ч. IV, гл. 3).

Главный эпиграф содержит, я полагаю, реминисценции из пассажа Никола де Мальбранша в «Разысканиях истины» (1674–1675, встретившееся мне издание 1712, т. 1, кн. II, ч. III, гл. 5):

«Ceux qui se louent se… [mettent] au-dessus des autres. … Mais c'est une vanité encore plus extravagante… de décreire ses défauts… Montaigne me paroît encore plus fier et plus vain quand il se blâme que lorsqu'il se loue, parce que c'est un orgueil insupportable que de tirer vanité de ses défauts… J'aime mieux un homme qui cache ses crimes avec honte qu'un autre qui les publie avec effronterie» [71] «Похваляющиеся ставят себя выше других Но еще более изощренный вид тщеславия… описывать свои недостатки… Когда Монтень себя осуждает, он кажется мне еще более гордым и тщеславным, чем когда хвалит себя; ведь удовлетворение тщеславия за счет собственных недостатков свидетельствует о нестерпимой гордости… Человеку, который с наглостью объявляет о своих преступлениях, я предпочитаю того, кто стыдливо скрывает их» (фр.)

Я также полагаю, что главный эпиграф содержит если не прямые аллюзии на Жан Жака Руссо и на оказанное им влияние на воспитание, то, во всяком случае, на возможные отголоски дискуссий тех времен по этому поводу. Ритмика фразы близка цитате из Руссо в пушкинском примечании 6 (к гл. 1, XXIV, 12). В памфлете, увидевшем свет в начале 1791 г. («Письмо члену Национальной Ассамблеи [Менонвилю] в ответ на некоторые возражения по поводу его книги о положении дел во Франции» Эдмунд Бёрк, этот, по словам Гиббона, «многословный и простодушный» оратор, так говорит о Руссо: «У нас в Англии… был основатель философии тщеславия [который] исповедовал один-единственный принцип — …тщеславие. Этим пороком он был одержим почти до сумасшествия. Именно благодаря этому нездоровому эксцентричному тщеславию…» Но позвольте я продолжу во французском переводе («Lettre de M, Burke, à un membre de l'Assemblée National de France», Paris, 1811), который мог попасться на глаза Пушкину: «Ce fut cette… extravagante vanité qui [le] détermina… à publier une extravagante confession de ses faiblesse… et à chereher un nouveau genre de gloire in mettant au jour ses vices bas et obscurs» [72] «Сумасбродное тщеславие… побудило его опубликовать сумасбродное признание своих слабостей… и искать славы иного рода, разгласив свои низкие и темные пороки» (фр.) и далее в оригинале: «С его [Руссо] помощью они [власти революционной Франции] вселяют в свою молодежь примитивную, грубую, отвратительную, удручающую, дикую смесь педантизма и распущенности».

В библиотеке Пушкина хранилось разрезанное издание «Размышлений о Французской революции» Эдмунда Бёрка («Réflections sur la révolution de France». Paris, 1823), анонимный перевод с английского «Reflections on the Revolution in France» (London, 1790), той самой книги «о положении дел во Франции» из памфлета 1791 г.

Впрочем, тщетно было бы искать в этих публикациях источник эпиграфа из Бёрка в ПБ 8 (см. ниже: «Отвергнутые эпиграфы»), Я проследил его вплоть до доклада «Размышления и подробное описание скудости, впервые представленное высокочтимому Вильяму Питту в ноябре месяце 1795 г.» Отрывок, в котором появляется текст эпиграфа, звучит так:

«If the price of the corn should not compensate the price of labour… the very destruction of agriculture itself… is to be apprehended. Nothing is such an enemy to accuracy of judgment as a coarse discrimination , a want of such classification and distribution as the subject admits of. Increase the rate of wages to the labourer, say the regulators…» [73] «Если цена на кукурузу не будет компенсировать цену на труд… следует ожидать… настоящего разорения самого сельского хозяйства. Ничто так не враждебно точности сужденья, как грубость распознаванья, недостаток такой классификации и распределения, каковые допускает данный предмет. Увеличьте размер заработной платы рабочих, говорят регулирующие органы…» (англ.)

He могу себе вообразить Пушкина, в то время не владевшего английским (и столь же безразличного к огородным вредителям в Англии, сколь и к саранче в России), который бы читал рассуждения сквайра Бёрка о бобах и репе. Скорее всего, он набрел на эту цитату в чьем-нибудь альбоме и собирался использовать ее, возможно намекая на читателей, не делающих «разграниченья» между автором и его персонажами [74] Или на вельмож, забывающих, что бедный поэт может оказаться не менее знатного происхождения, чем они сами. (Примеч. В. Н.) , — эта мысль вновь возникает в гл. 1, LVI, где Пушкин настаивает на разнице между автором и главным героем, дабы не получить обвинения в подражании Байрону, который в своих героях выводил себя. Надо отметить, что, по свидетельству биографов Байрона, последний любил посылать (из Венеции) порочащие его заметки в парижские и венские газеты в надежде, что британская пресса их перепечатает, и что он получил (от герцога де Брогли) прозвище «un fanfaron du vice» [75] «Фанфарон порока» (фр.) — a это вновь возвращает нас к главному эпиграфу.