Линия Гринева в повести разрешена как второстепенная.
Слить в одном узле дворянскую оппозицию и народное восстание оказалось невозможным, и Пушкин отказался от этой мысли, – он перерос этот конфликт.
В словах старика Гринева он дал и анализ невозможности слияния:
«Как! – повторял он, выходя из себя. – Сын мой участвовал в замыслах Пугачева! Боже праведный, до чего я дожил! Государыня избавляет его от казни! От этого разве мне легче? Не казнь страшна: пращур мой умер на лобном месте, отстаивая то, что почитал святынею своей совести; отец мой пострадал вместе с Волынским и Хрущевым. Но дворянину изменить своей присяге, соединиться с разбойниками, с убийцами, с беглыми холопьями!.. Стыд и срам нашему роду!..» (Пушкин, т. IV, стр. 426).
Когда Пушкин изменил и ослабил роль Гринева, то вместо примирения с правительством, – темы, которая, вероятно, лежала в основе плана исторического романа («Арап Петра Великого»), – ему понадобилась тема обнаружения недоразумения.
Тогда появился мотив «благородного молчания» Гринева в ответ на оговор Швабрина.
Для Пушкина эта тема не была центральной, поэтому и другой сюжетный ход – донос Швабрина на Гринева родителям – остался у него только намеком:
«Но кто же брал на себя труд уведомить отца моего о моем поведении?… Я терялся в догадках. Подозрения мои остановились на Швабрине. Он один имел выгоду в доносе, коего следствием могло быть удаление мое из крепости и разрыв с комендантским семейством» (Пушкин, т. IV, стр. 351– 352).
Этот момент почти не развернут.
Второй раз Швабрин активизирован в доносе на Гринева, когда он обвиняет его в измене.
Донос этот потребовался в повести, когда Пушкин лишил Гринева вины.
В старых набросках планов за действительную вину сына просил помилования старик-отец у своих политических соперников.
При новой ситуации Маша является причиной молчания, и развязка дана уже на моральной коллизии.
Маша не боится за себя так, как боится за нее Гринев.
Это перенесло центр развязки повести на нее.
Кроме того, в данном конкретном случае нужно сказать, что к Маше у Пушкина такое же отношение, как к Пугачеву. Я подкрепляю это несколько неожиданное заявление тем, что Маша характеризована народными песенными эпиграфами. Правда, использованы не только народные песни, но и песни, испытавшие уже на себе литературное влияние.
От окружения Екатерины она отделена совершенно.
Изображая примиренность Радищева в своей статье, предназначенной для «Современника», Пушкин писал:
«Смиренный опытностию и годами, он даже переменил образ мысли, ознаменовавший его бурную и кичливую молодость.
Он не питал в сердце своем никакой злобы к прошедшему, и помирился искренно с славной памятию великой царицы» (т. V, стр. 248).
Как я доказываю дальше, статья о Радищеве для Пушкина чрезвычайно автобиографична – это раздумье о капитуляции и мысли о новой борьбе.
Статья писалась в 1836 г., одновременно с «Капитанской дочкой».
Вряд ли Пушкин искренно примирился с образом великой царицы.
Вряд ли случаен для повести самый выбор цитат из Княжнина.
Княжнин был жертвой Екатерины.
Пушкин писал в 1822 г.:
«Радищев был сослан в Сибирь; Княжнин умер под розгами – и Фон-Визин, которого она боялась, не избегнул бы той же участи, если б не чрезвычайная его известность» (т. VI, стр. 22).
Не только примирение с Екатериной, но самое изображение ее было чрезвычайно тяжело для Пушкина.
Теперь перейдем к анализу самого изображения.
В нем видна методика сопротивления Пушкина.
Пушкин очень хорошо знал екатерининский материал, но при показе императрицы пошел самым официальным путем и удовлетворил этим цензуру.
Надо вспомнить, что Миронова приехала в Петербург, вероятно, в середине сентября ст. ст. и что погода была настолько холодна, что женщина, у которой она остановилась, боялась после ранней осенней прогулки за здоровье молодой девушки.
В это же время по саду утром гуляла императрица в легком летнем платье.
Почему ей понадобилось простуживаться?
Потому, что она пришла в сад прямо с портрета, и Пушкин ее не хотел переодевать.
Написать повесть из эпохи Пугачевщины без Екатерины невозможно, тем более, что Николай действительно относился к памяти своей бабушки почтительно.
За гравировку портрета Боровиковского, оригинал которого относился к 1791 г., гравер Уткин получил в 1827 г. бриллиантовый перстень.
Ландшафт к портрету гравировал Чесский. На гравюре была изображена Екатерина с собачкой. Недоконченная гравюра была отправлена английскому художнику Скотту, который поправил ноги собачке.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу