– Я так давно не выезжала, что совсем раззнакомилась с вашим [высшим обществом]. Так ты очень дорожишь вниманием князя Григория, известного мерзавца, и благосклонностью жены его, дочери целовальника?
– И конечно, – с жаром отвечал молодой человек, бросая книгу на стол. – Я человек светский и не хочу быть в пренебрежении [у аристократии, из какой грязи, впрочем, ни была б она вылеплена], у светских аристократов. Мне дела нет ни до их родословной, ни до их нравственности» (Пушкин, т. IV, стр. 444–445).
Здесь мы видим опять молодого человека, стремящегося войти в общество.
Из этого наброска вошел в «Пиковую даму» один эпиграф из главы 11:
«Вы пишете письма в четыре страницы скорее, чем я успеваю их прочитывать».
Отрывок относится к 1829 г. В 1833 г. Пушкин делает еще записи, уже приближающие нас вплотную к «Пиковой даме».
Здесь есть уже и заглавие и эпиграф.
«Пиковая дама»
Гл<���ава> 1
А в ненастные дни
Собирались они
Часто,
Гнули – – —
От пятидесяти
На сто
И выигрывали
И отписывали
Мелом.
Так в ненастные дни
Занимались они
Делом.
Рукописная баллада.
Года четыре тому назад собралось нас в Петербурге несколько молодых людей, связанных между собою обстоятельствами. Мы вели жизнь довольно беспорядочную. [Обедали у [толстого] Андрие без апетита, пили без веселости, ездили к С<���офье> А<���стафьевне> без [нужды], чтобы побесить бедную старуху притворной разборчивостию]. День убивали кое-как, а вечером по очереди собирались друг у друга [и всю ночь проводили за картами].
Теперь позвольте мне покороче познакомить вас с жизнью героини моей повести.
В одной из etc.
[Шарлота Миллер была четвертая дочь [обанкрутившегося] обрусевшего немца]. Отец ее был некогда купцом второй гильдии, потом аптекарем, потом директором пансиона, наконец корректором в типографии, и умер, оставив кой-какие долги и довольно полное собрание бабочек и насекомых. Он был человек добрый и имел много основательных сведений, которые ни к чему хорошему его не привели. Германн жил на одном дворе с его вдовою, познакомился с Шарлотой и скоро они полюбили друг друга, как только немцы могут еще любить в наше в<���ремя>.
Но в сей день или справедливее etc.
И когда милая немочка отдернула белую занавеску окна, Германн не явился у своего васисдаса и не приветствовал ее обычной улыбкою.
– – —
Отец его, обрусевший немец, оставил ему после себя [60 тысяч капиталу] маленький капитал; Германн оставил их в ломбарде, не касаясь и процентов, а жил одним жалованьем.
Германн был твердо etc.
<1883> (Пушкин, т. IV, стр. 595–596.)
В этом отрывке еще нет эпиграфа «Пиковая дама означает тайную недоброжелательность».
Герман и Шарлота – оба немцы, их отношения сентиментальны и традиционны.
В дальнейшем Пушкин во вторую главу вставляет характеристику положения воспитанниц, развивая то, что было им сделано в «Романе в письмах».
Он сохраняет даже имя героини – Лиза.
Герман остается, как и в первоначальном наброске, немцем, в нем есть элементы человека, втирающегося в чужое для него общество.
Повесть отличается от отрывков тем, что она вся стянута в один сюжетный узел.
Появление нового эпиграфа обозначает здесь перемену самого плана произведения.
Карточная терминология консервативна, и сейчас в практике гадания есть выражение: «остаться при пиковом интересе».
Рассказ основан на понятиях карточной игры и на смысловом значении масти и фигур. Начинается он стремительно.
«Однажды играли в карты у конногвардейца Нарумова».
Это одно из знаменитейших пушкинских начал, в которых указывается место и обстановка действия.
От отрывка, начинающегося словами: «Гости съезжались на дачу», начал работу над «Анной Карениной» Лев Толстой.
«Гости съезжались на дачу». «Вот как надо начинать, – сказал вслух Лев Николаевич. – Пушкин наш учитель. Это сразу вводит читателя в интерес самого действия. Другой бы стал описывать гостей, комнаты, а Пушкин прямо приступает к делу…» Лев Николаевич удалился в свою комнату и тут же набросал начало романа «Анна Каренина», которое в первом варианте начиналось так: «Все смешалось в доме Облонских» (П. Бирюков, т. II, 1913, стр. 201–205).
Впоследствии Толстой приписал к этому началу рассуждение о том, что «все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему».
Здесь сказалось толстовское стремление обобщать явления.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу