Бессонов П. Калики перехожие: сборник стихов и исследование. М., 1861. Т. 1. С. 271, 273.
Кстати, Набоков нарочито повторяет фамилию Грузинова, чтобы навести на мысль о гибели Мартына. В первой части романа, ночью, после того как Мартын узнает о смерти отца, он видит как будто бы ничего не значащий сон, в котором какой-то приятель говорит ему, что грузины не едят мороженое. Позже, когда Мартын разговаривает с Грузиновым о переходе русской границы, тот, в ответ на предложение поесть мороженого, произносит слова, в которых можно усмотреть связь между судьбой отца и сына: «„…я все равно мороженого никогда не ем“. Мартыну показалось, что уже где-то, когда-то были сказаны эти слова…» (268).
См. в кн.: Афанасьев А. Н. Народные русские сказки / Под ред. и с коммент. В. Я. Проппа. М., 1957. Т. 2. С. 44–53.
Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. Т. 2. С. 97.
Даль В. О поверьях, суеверьях и предрассудках русского народа. СПб.; М., 1880. С. 27–28. В примечании Даль добавляет: «Зилан — по-татарски змея». Другое обнаруженное мною важное упоминание о зилане относится к «Зиланту Змеулановичу, Тугаринову брату» в «Сказке о богатыре Голе Воянском». См.: Афанасьев А. Н. Народные русские сказки. Т. 3. С. 375–378. Современный подробный разбор образа огненного змея в русском фольклоре см.: Скрипиль М. О. Повесть о Петре и Февронии муромских в ее отношении к русской сказке // Труды отдела древнерусской литературы. М.; Л., 1949. Т. 7. С. 140–148.
См.: Пропп В. Я. Морфология сказки. М., 1969. С. 49–50.
В. В. Набоков: pro et contra. СПб., 1997. С. 72–73.
О других реминисценциях из Маяковского в произведениях Набокова см.: Десятое В., Куляпин А. Автопортрет в два хода. Poem of Problem Владимира Набокова (рукопись).
Набоков В. Собр. соч.: В 4 т. М., 1990. Т. 3. С. 366. В дальнейшем ссылки на это издание — в тексте статьи.
Маяковский В. Полн. собр. соч. М., 1955. Т. 1. С. 19.
В качестве ценителя живописи Герман и тождествен и нетождествен Орловиусу. Если Орловиус путает оригинал с копией, то Герман контаминирует два разных оригинала. В табачной лавке в Тарнице Герман принимает изображение двух роз и курительной трубки за работу, выполненную Ардалионом. Трубка была очень обычным атрибутом многих кубистических натюрмортов, однако в сочетании с розами она однозначно адресует нас к картине Хуана Гри (Gris) «Розы в вазе» (1914). Знаменательно, что на это полотно наклеена газета (papier collé) с передовицей, в названии которой отчетливо читается: «La merveille…» В главе, посвященной Тарнице, Герман говорит о Феликсе: «…я вновь увидел чудо, явившееся мне пять месяцев назад» (376). В действительности Ардалион написал натюрморт, предметами которого были «два больших персика и стеклянная пепельница» (396). Найти фактический живописный источник этого набоковского экфразиса мне не удалось. Возможно, что таковой и вовсе не существует — ведь мы имеем дело с оригинальным творением Ардалиона. Расстройство зрительной памяти Германа обнаруживает, что он, вразрез с анахронично интересующимся декадентством Орловиусом, увлечен экспериментами авангарда, хотя и не способен к правильному их распознаванию.
Цит. по: Якобсон Р., Святополк-Мирский Д. Смерть Владимира Маяковского. The Hague-Paris, 1975. С. 12.
Там же. С. 24.
Герман стреляет Феликсу в спину с тем, чтобы полиция решила, что он, Герман, был убит. Сразу же после совершения злодеяния у Германа возникают сомнения в том, какой, собственно, акт — насилия над другим или над собой — он предпринял: «…право, я не знал, кто убит — я или он» (437). Позднее, перед арестом, он записывает в дневнике, в который «выродился» его роман: «Убить себя я не хочу, это было бы неэкономно, — почти в каждой стране есть лицо, оплачиваемое государством, для исполнения смертной услуги» (461). Танатология Германа развертывается как гегелевская диалектическая спираль. Желание Германа выглядеть убитым переходит в его воображении в представление, что он убил не Феликса, а себя, и сменяется затем синтезом: вероятной казнью того, кто надеялся, что его будут считать мертвым.
Маяковский В. Полн. собр. соч. Т. 1. С. 25. Кстати, в Астрахани родился Хлебников. Его стихи о кузнечике оставили след в «Отчаянии»: «…тянули „зе-зе-зе“, срываясь, заики-кузнечики…» (353). Хлебниковская «заумь» перекодируется Набоковым в затруднение при артикулировании. Ср. у Набокова троекратный, как и у Хлебникова, повтор звуковой («заумной») работы кузнечика: «„Пинь, пинь, пинь!“ — тарарахнул зинзивер» ( Велимир Хлебников. Творения. М., 1986. С. 55).
Читать дальше