Князь Щербацкий — лишь один из персонажей обширного романа. И Толстой вовсе не навязывает своих идей другим героям своей книги. Великодушная Долли сочувствует Анне, самым явным образом нарушившей таинство церковного брака: «Она хочет жить. Бог вложил нам в душу это». Ее разрыв с мужем Долли очень тонко и по-женски объясняет не тем, что она полюбила Вронского, а тем, что она не любила Каренина. «Анна не любила своего…»
В Воздвиженском Анна и Вронский устраивают свой дом вполне аристократически, но есть в их отношениях и нечто такое, что было почерпнуто у «новых людей». Еще Вера Павловна говорила, что не следует супругам быть «все вместе да вместе»: «Надобно видеться между собою или только по делам, или когда собираются вместе отдохнуть, повеселиться». Княжна Варвара, гостившая в Воздвиженском, рассказывает с восхищением: «Сходятся за утренним завтраком, а потом расходятся…» Рассказывает она по-французски, так что прямая цитата из романа Чернышевского становится почти неузнаваемой.
Кстати, в Воздвиженском является вдруг и молодой доктор-нигилист, какой мог быть приятелем Лопухова или Кирсанова. Он несколько эпатирует «чистокровное общество», но его здесь принимают и относятся к нему с уважением, без предубеждений. «Потом доктор, — говорит Анна, — молодой человек, не то что совсем нигилист, но, знаешь, ест ножом… Но очень хороший доктор…»
В черновиках романа нигилистам в «Анне Карениной» отводилась какая-то значительная роль [34] См. статью: Г. В. Краснов. Нигилисты в творческой истории «Анны Карениной» Л. Н. Толстого. — В сб.: «Страницы истории русской литературы». М., «Наука», 1971.
. Там есть набросок плана и такая фраза: «Встреча с нигилистом, его утешение» (20, 3). Утешение нигилиста могло состоять и, по-видимому, состояло в указании на «нелепость» апостольской угрозы: «Жена да убоится мужа своего», а может быть, и в надеждах на новые условия свободы, создаваемые гражданским браком в отличие от брака церковного. «Ясность не в форме, а в любви», — говорит Анна Каренина.
Вронский хотя и не упоминает о гражданском браке, но самым решительным образом протестует против того, что он и Анна поставлены условиями нерасторжимого брака вне закона. «Жребий брошен, — говорит Вронский. — И мы связаны на всю жизнь. Мы соединены самыми святыми для нас узами любви. У нас есть ребенок, у нас могут быть еще дети. Но закон… Моя дочь по закону — не моя дочь, а Каренина. Я не хочу этого обмана».
Хотя Вронский и принимает у себя нигилиста, сам он вовсе не нигилист. И желает действовать применительно к существующим законам. Поэтому он убеждает Анну писать Каренину, добиваться развода — «даже для того, чтобы просить государя об усыновлении, необходим развод… Я понимаю, что ей мучительно. Но причины так важны…».
Свою «семью», несмотря на то, что она остается вне закона, Вронский называет «нормальной семьей». Ее можно принять за модель гражданского брака не в юридическом, конечно, а только в том смысле, что она возникла как отрицание или нарушение церковного таинства и целиком основана на «искренней взаимной привязанности», как этого требовала мораль «новых людей». В этом смысле и роман «Анна Каренина» был своеобразным подтверждением тех требований времени, которые были сформулированы Чернышевским.
Приписывание нигилистам того, что было настоящим поветрием времени, Толстой считал делом несерьезным. То, что кому-то казалось принадлежащим лишь нигилистической литературе, Толстой изобразил как требование истории, проникающее во все сферы жизни, если даже светская дама Анна Каренина оказалась причастной к этим новым велениям совести.
Толстой видел несомненную связь между разрушением социальных основ современного общества, построенного на сохранении традиций и преемственности, и распадом семейных устоев в дворянском кругу. Не только семья Каренина, но и семья Облонского разрушается на глазах. Облонскому уже даже самый обычай венчания в церкви кажется нелепым: «Как это глупо, этот старый обычай кружения: «Исайя, ликуй!», в который никто не верит и который мешает счастью людей…»
Если уж даже Облонскому старый церковный обычай кажется «глупым обычаем», в который «никто не верит», то дело, стало быть, не в одних нигилистах. Церковный брак не спас семью Каренина. Что касается Вронского, то его, по мысли Толстого, не спас бы и гражданский брак. Вот в чем заключается его настоящая мысль. Формы брака в обоих случаях определенны и указывают на отношения мужа и жены к «закону» в религиозном или социальном смысле.
Читать дальше