Юрий Штеренберг - Истории, связанные одной жизнью

Нас не просто стало трое – у нас появился маленький ребенок. То, что я не был подготовлен к этому, это понятно. Но немногим более, чем я, была продвинута в этом вопросе и Нонна. Только один месяц прожила у нас Сарра Наумовна, и это был, конечно, важный месяц. “Но больше я не могу, там у меня Мотя. А ты, Нонночка, знаешь, что за папой нужен уход и присмотр – он же отчаянный болельщик футбола”. Это был, пожалуй, первый случай, когда я почувствовал, что с моей тещей полного единения у меня никогда не будет.

Однако и после отъезда Сарры Наумовны мы не оказались в одиночестве. Все наши соседи, жильцы квартиры №17, и, прежде всего, Евгения Семеновна, с величайшей охотой, я бы даже сказал, с радостью, бросились нам помогать. Это была и учеба в уходе за малышом, и помощь в приобретении продуктов, и присмотр за ребенком в наше отсутствие. А, пожалуй, главное – обстановка полного доброжелательства и желания быть полезными в любом деле.

Здесь пришло время хотя бы коротко рассказать о наших соседях. Я уже говорил о Евгении Семеновне. В то время она, бухгалтер, уже была пенсионером, и главной ее заботой был внук Вова, пяти лет, сын вдовой дочери Иры. Ира, тогда еще молодая женщина, немного язвительная и не лишенная остроумия, была далеко не безразлична к мужскому полу, и это воспринималось матерью так, как и следовало – с пониманием. Соседки же по этому поводу подшучивали, причем не всегда беззлобно.

В двух из четырех комнат квартиры, некогда полностью принадлежавшей семье Евгении Семеновне, проживали люди, имевшие между собой родственные связи. В соседней с нашей, третьей от входной двери, комнате, жил постовой милиционер Павел Александрович Леонтьев с женой Александрой Александровной и шести-семи летним сыном Левой. Павел Александрович был тихим человеком, не пившим и не курившим, всегда улыбающимся. Александра Александровна не имела никакого образования, она не умела даже подписываться, но именно она была, после Евгении Семеновны, самым близким для Нонны человеком. В последней комнате жили две родные сестры Павла, Мария и Валентина Александровны, деревенские женщины, и его племянник, потерявший родителей, десяти или одиннадцатилетний Леня. В квартире была только одна уборная, только одна газовая плита, ванна прямо на кухне и некрашеные деревянные полы. Но был абсолютный порядок, и никогда не возникали споры ни об уборке, ни об оплате услуг – главные причины раздоров в коммунальных квартирах. Вот несколько сценок из нашей жизни в то время на улице Красная Конница, дом 5, кв. 17.

Собираемся купать Мишу. Греем воду, я стою на страже с термометром. Подскакивает Александра Александровна, отталкивает меня плечом, локтем щупает воду и смело сажает ребенка в ванночку.

Сегодня дежурит по квартире Нонна и она моет полы в коридоре. “Ты не думай, что если будешь усердно поливать полы, то они станут чище. Для этого существует щетка – три и сил не жалей” – это наставление Александры Александровны.

Мы возвращаемся поздно вечером из театра. Открываем дверь в комнату. Комната освещена мягким светом ночника. Ребенок спит в оцинкованной ванночке, заменяющей кроватку. На столе горячий чайник, укрытый ватной бабой. Тихо и спокойно.

Лето 1952. Страна ждала важного политического события – девятнадцатого съезда партии, первого после далекого довоенного восемнадцатого. Будут ли какие либо изменения в стране, и в какую сторону? Большинство верило: будут, и в лучшую. Оптимизм заложен в душу русского народа. Сталин выпустил книгу “Марксизм и вопросы языкознания”, и вся страна самым серьезным образом стала ее изучать. По крайней мере, раз в неделю на всех предприятиях проходили семинары, участники которых гневно обвиняли академика Марра в непонимании основ языкознания и с энтузиазмом вскрывали тот огромный вред, который это непонимание приносит нашему обществу.

Тем не менее я принимаю важное политико-карьерное решение – вступить в члены ВКП(б), так тогда еще называлась КПСС. Несмотря на то, что в этом нет особой необходимости, я все же попробую объяснить этот поступок. Во-первых, в то время я продолжал верить в коммунистические идеалы. Кое-что на эту тему я уже говорил, когда описывал студенческие годы. Да, я видел теперь многие недостатки нашего общества более отчетливо, но хотелось надеяться, что они преодолимы. Во-вторых, большое значение имела общая обстановка. Не говоря о пожилых сотрудниках, фактически все молодые ребята, рвущиеся в науку или мечтающие о карьере, были или старались стать членами партии. И, наконец, в-третьих, еще не выветрилась навеянная романтика революции, и оставалось что-то притягательное в принадлежности к закрытому и элитному сообществу, способному – якобы – принимать самые важные решения. Это было проявление незрелости, но если и поныне я не всегда чувствую себя взрослым человеком, то тогда я был просто мальчишкой. И вот, после прохождения множества комиссий и собеседований, меня принимают кандидатом в члены партии.