Юрий Штеренберг - Истории, связанные одной жизнью

В октябре мы вторично проехали Ташкент и остановились недалеко от него на станции Кадырья, поселок Дурмень. Поселок Дурмень, как и другие поселки Орджоникидзевского района Ташкентской области, был живописным, настоящая оазисная Средняя Азия, неимоверные по площадям фруктовые сады и необозримые, от горизонта до горизонта, моря хлопка. Интересно отметить, что, где бы ты ни находился, вдали, на юге, всегда видна гряда гор – Гималайские горы. В октябре урожай уже был снят, посещать сады не возбранялось, и мы с жадностью собирали полузасохшие яблоки и груши. Но главное – это запах садов! Тогда Дурмень представляла собой две узкие полосы домов дехкан с приусадебными землями, тянущиеся вдоль шоссейной дороги, начинавшейся в Ташкенте. Снять комнату, большую комнату, как и год назад было нетрудно. Наши хозяева, фамилия их была Махмудовы, гостеприимные и доброжелательные люди, составляли обычную для узбеков большую семью, а диапазон возрастов детей был настолько значительным, что старшие дети годились в родители младшим и разобраться в их взаимоотношениях было непросто: кто тут был ока, кто апа, кто ана и т. д. Я подружился и по-настоящему с сыном хозяев, моим сверстником Хайдаром. Широкое добродушное лицо, узкие умные глаза, характерный узбекский акцент, но русским владел отлично.

Зима в Средней Азии нехолодная, но в помещениях, где отсутствуют нормальные печи, а пол и стены сделаны из глины, замешанной с сухими отходами стеблей хлопка, далеко не тепло. Но узбекский народ, как и все народы в любых условиях, нашел свое решение. Это решение называется сандал. В центре спальной комнаты выкапывается яма, глубиной в полторы голени, на дно устанавливается жаровня с прогоревшими, но тлеющими углями, сверху устанавливается столик, выступающий из ямы, столик закрывается коврами и одеялами. Семья усаживается вокруг столика, ест или просто разговаривает, тепло от углей идет к ногам, а значит, и ко всему телу. Тепло и уютно при любой окружающей температуре. Люди согреваются, отбрасываются веером вокруг сандала и, прикрывшись одеялами, засыпают. Вообще узбеки очень изобретательный народ. Вот, например, как решается проблема с пеленками для маленьких мальчиков. Мальчику надевается нечто, похожее на катушку для ниток, с другой стороны катушки вставляется трубка – и все, никаких забот целый день. А как только ребенок начинает ходить, он становится почти самостоятельным человеком. Конечно, материнский глаз за ним следит, но все равно это не то, что в европейских семьях.

Я начал ходить в девятый класс. Но в Дурмени школы не было, вернее она – была, но ее занял наш госпиталь. Пришлось ходить в школу в соседний поселок – Кибрай: ровно 5 км туда и 5 обратно. Иногда нас подхватывали попутные машины, но это было редко. Мне купили очень прочные, но и очень тяжелые английские ботинки, и я помню, с каким удовольствием отпечатывал свой каждый шаг по асфальтовому шоссе, а разойдясь, продолжал “печатать” уже по коридорам школы.

О Кибрае я буду вынужден еще говорить чуть позже, а пока скажу, что учиться в школе во время войны было очень просто: ученики по подготовке были совсем разные, и установить жесткие общие для всех требования было невозможно. Я, например, в восьмом классе почти не учился, в девятый начал ходить только во второй половине ноября, а закончил в марте. Тем не менее, именно тогда начали думать о моем будущем. Тем более, что мне вот-вот должно было исполниться семнадцать лет. До нас дошли слухи, что при многих институтах открываются подготовительные отделения, куда принимают школьников, окончивших девять классов. Вроде время еще было.

Однако хотелось как-то прояснить обстановку. И вот однажды, это было, скорее всего, в середине февраля, мы с папой поехали на разведку в Ташкент. Мы узнали, что подготовительные отделения начнут свою работу только в июле или в августе, но тянуть с подачей документов нам не посоветовали. В Ташкенте в то время было довольно много институтов как местных – Университет, Медицинский, Педагогический, Железнодорожного транспорта, так и эвакуированных из различных городов Советского Союза, в том числе Воронежский Авиационный институт – ВАИ. Именно на ВАИ я и положил глаз. У папы были какие-то служебные дела, потом мы зашли в гости к нашей старинной ростовской знакомой Софье Исааковне, имевшей в Ростове частный зубоврачебный кабинет на Книжной улице. Я даже запомнил, каким вкусным супом она нас угостила.