Юрий Штеренберг - Истории, связанные одной жизнью

Кое-что мне стало известно о послевоенных делах моих “соратников”, хотя кроме Гали и Саши я никого никогда не встречал. Галя и Саша стали инженерами, Ада – врачом, Витя – ученым, вроде даже защитил докторскую диссертацию, а Вова окончил военное училище и служил где-то на Дальнем Востоке.

В мае наша семья переехала в Кибрай, и мы все получили работу в доме отдыха. О маме я уже говорил, Инну взяли медсестрой-регистратором, а меня – дворовым рабочим. Круг моих обязанностей был очень широк. Начал я с того, что из обычного стула сделал маме зубоврачебное кресло с нужным наклоном, с подголовником, с подлокотниками. Мама говорила, что ей работать на нем было удобно. Я научился без алмаза, с помощью разбитого кремня, резать стекло и вставлять его в окна. Приходилось и крыть крышу. Запомнилась одна такая работа под жарким среднеазиатским солнцем, когда я периодически слазил с крыши и залпом, как лошадь, выпивал чуть ли не полведра воды. В июне лето в Ташкенте в полном разгаре, а в июле – пора плодоношения. Домик, одну из комнат которого занимала наша семья, углом входил в очень большой виноградник, чуть подальше – яблоневый сад с удивительными узбекскими яблоками. Поэтому позже я с удовольствием согласился сменить сферу деятельности и стать охранником сада. И здесь проявилась не самая лучшая, по крайней мере, в этой ситуации, черта моего характера – дотошная исполнительность. Я добросовестно исполнял свои обязанности и вовсю гонял отдыхающих из сада. Моя сестра, Инна, потом рассказывала, что многие отдыхающие, не зная о нашей родственной связи, говорили, что им очень понравился наш дом отдыха, но вот только сторож в саду уж очень противный парень. Вообще ситуация была почти нереальная: идет страшная война, а мы оказались, пусть на время, но почти в идеальных условиях. Вот только незатухающая боль: папа был недалеко, но так далеко.

В апреле мне исполнилось семнадцать лет, и я мог ждать повестки из военкомата в любое время (Кстати, а ведь благодаря папе по паспорту я был не апрельским, а июньским. Очень может быть, что эта, казалось бы, непонятная папина “блажь” – подробнее об этом ниже – сыграла решающую роль в моей судьбе). Как-то на семейном совете мы решили, что я должен ехать в Ташкент и пытаться поступить на подготовительное отделение какого-нибудь института. Я был еще недостаточно зрелым человеком, и мама решила ехать со мной. Это уже было в середине июля. Мы сразу же направились в Воронежский Авиационный Институт.

Однако разговор с начальником подготовительного отделения Вишневецким был короткий: набор на подготовительное отделение закончен, причем с перебором, и занятия уже начались. Нам посоветовали пойти в железнодорожный институт. И, действительно, там меня были готовы зачислить с ходу. Мама меня просила тут же написать заявление, но я не согласился. Что же ты собираешься делать? Не знаю, но я хочу только в Авиационный институт. Знаешь что, сыночек, давай я попробую поговорить с самим директором института. Мама попала к директору и, как не странно, ей удалось его уговорить. Правда, вышла она вся в слезах. Но я был счастлив, хотя место в общежитии мне не дали. Одна наша сотрудница из дома отдыха предложила временно пожить в ее пустующей комнате в Ташкенте – это казалось решением проблемы.

С первых же занятий я понял, что я ничего не знаю и даже не совсем понимаю, о чем идет речь на занятиях – я уже говорил, как “учился” в восьмом и девятом классах. Фактически я имел подготовку в объеме семи классов, а мы должны были пройти на подготовительном отделении курс десятого класса без каких либо сокращений программы за два месяца, а я и того меньше. При этом нам объявили, что каждые десять дней из отделения будут неумолимо исключаться те, кто по каким-либо предметам будут иметь неисправленную двойку. Здесь, хочешь, не хочешь, но мне придется немного похвастаться. Я взялся за учебу так, как ни до, ни после – включая аспирантуру – не приходилось. Я занимался, без преувеличения, день и ночь. И почему-то предо мной был образ моего дяди Саши, о его трудностях с поступлением в институт я еще расскажу. Первые десять дней были особенно тяжелыми, но я все же устоял. Однако примерно в это время я оказался на улице – хозяйка по непонятной мне причине выгоняет меня из своей комнаты. Иду в деканат, рассказываю о своей беде и, о чудо, мне тут же дают место в общежитии.

Несколько слов о моем первом общежитии. Общежитие помещалось в Старом городе Ташкента на улице Укчи. Здание было не приспособлено для общежития, во всяком случае, для такого количества проживающих: помимо “действительных” студентов в нем жили съезжающиеся к началу занятий первокурсники и наш брат иногородние “подготовишки”. Я, как и десятки других, жил в коридоре второго этажа. Какие-то трудности были с туалетами, и нам не раз приходилось справлять свою малую нужду прямо с балкона второго этажа, конечно, здесь были и элементы хулиганства. Почему-то никого из своих соседей по этому общежитию я не запомнил.