Р. В. Иванов-Разумник - М. Е. Салтыков-Щедрин. Жизнь и творчество

Второе обстоятельство, на которое следует обратить внимание, гораздо значительнее первого. Оно заключается в той злободневности, которая начинает с этой поры пронизывать сатирические очерки Салтыкова. Вот примеры. В начале „Литераторовобывателей“' Салтыков говорит о корреспонденциях в газеты из Рязани и Калуги, говорит о споре между селом Ивановым и Вознесенским посадом, несколько дальше иронически и неоднократно подчеркивает отсутствие разменной монеты в России, ссылается на циркуляр в Самаре относительно трезвости и на защиту алкоголизма в Саратове. Все это является не выдумкой сатирика, а своеобразно освещенными событиями, заимствованными из корреспонденции „Московских Ведомостей“ редакции Корша (1860 г.).

Вскрыть, откуда Салтыков заимствовал все эти сведения — дело подробных комментариев к его сочинениям; здесь мы остановимся для примера только на двухтрех наудачу взятых фактах. Так, например, рассказ о том, как молодые саврасы в Калуге, придя в театр, стали раздеваться в нем, „неизвестно почему вообразив себе, что пришли в баню“ — заимствован из корреспонденции „Московских Ведомостей“ в № 207 за 1860 год. „Спор между селом Ивановым и посадом Вознесенским“ (вскоре слившихся в город ИвановоВознесенск) начиная с конца 1859 года сильно шумел в печати; ему посвящены корреспонденции и статьи в No№ 254 и 274 „Московских Ведомостей“ этого года, а в январском номере „Вестника Промышленности“ за 1860 год появилась целая сводная статья об этом споре под приведенным выше заглавием. Отсутствие разменной мелкой монеты в начале шестидесятых годов было весьма ощутимым неудобством, если даже не бедствием; газеты и журналы тех годов посвящали этому вопросу ряд статей. „Горести от недостатка звонкой монеты; задержки на станциях по недостатку сдачи“ — вот примерные заглавия, суммированные позднее в августовском номере „Современника“ за 1861 год и в январских номерах „Современной Летописи“ за 1862 год.

Примеры эти можно было бы значительно увеличить, но здесь дело не в числе, а в самом факте: Салтыков с этих пор без стеснения брал в свою сатиру самые мелкие злободневные вопросы, еще не рискуя на первых порах доводить их до шаржа, что он так мастерски делал впоследствии. Пока же в „Литераторахобывателях“ эта злободневность носила лишь протокольный характер; преломленная через шарж, она вскоре стала одним из самых могущественных оружий художественной сатиры Салтыкова [149] По поводу очерка «Литераторыобыватели» вскоре появилась на страницах «Северной Пчелы» (1861 г., М 189, от 25 августа) статья А. Пятковского «Провинциальные корреспонденты и г. Щедрин». Посвященная «преемникам г. Щедрина» в области обличительной литературы, статья эта содержит в себе, между прочим, верное указание, что тема этого салтыковского очерка была намечена уже в фельетонах «Библиотеки для Чтения» за 1860 год. Действительно, в фельетоне «Петербургские зачетки» в мартовской книжке этого журнала есть главка «Обличителилитераторы», предвосхищающая тему и заглавие салтыковских «Литераторовобывателей» .

После „Литераторовобывателей“ прошло снова целых восемь месяцев до появления следующей статьи Салтыкова из этого цикла: занятый служебной работой, он не имел возможности отдавать свое время литературе. Лишь с конца 1861 года начинается более деятельное сотрудничество его в „Современнике“. Так, в октябрьском номере этого журнала за 1861 год появился сатирический очерк „Клевета“, а в ноябрьском — „Наши глуповские дела“. Оба эти очерка посвящены варьяциям на тему о „глуповском возрождении“, которая является вообще основной темой всего глуповского цикла.

„Что Глупов возрождается, украшается и совершенствуется — это, я полагаю, давно всем известно. Он не имел никаких понятий — явились понятия; он не имел страстей — явились страсти. Глупов задран за живое“. Так начинается очерк „Клевета“, и уже это начало показывает, что Глупову в дальнейшем будет приписан обобщающий смысл: речь явно идет о всей России. Обобщающее значение имеют и имена, встречающиеся в этом и в других очерках Салтыкова глуповского цикла: Иванушка — это народ, Сидорычи и Трифонычи, впервые выступающие в этом очерке — представители дворянского сословия. Кроме этих обобщающих имен в „Клевете“ впервые выступают герои будущих салтыковских произведений; таковы, например, Федя Козелков и Сеня Бирюков, молодые кандидаты в помпадуры, так часто встречающиеся впоследствии. Упоминаются и прежние герои салтыковских произведений, как например, госпожа Падейкова; встречается и Матрена Ивановна, уже знакомая нам по публицистическим статьям Салтыкова этого же 1861 года, но получающая в этих очерках новый облик: из петербургской содержанки видного министра она делается местной провинциальной львицей. Встречается, наконец, и Шалимов, с которым мы недавно познакомились в очерке „Наш дружеский хлам“, и который, как я уже указал, является прозрачным псевдонимом А. М. Унковского. В очерке „Клевета“ целый ряд намеков о Шалимове слишком явно целит в тверские события, связанные с именем и деятельностью Унковского. Так, например, пущенная про Шалимова клевета о взЯ-точничестве несомненно имеет своим истоком знаменитую историю аналогичного обвинения Унковского крепостническим дворянством на заседании губернского Тверского дворянского собрания 8 декабря 1859 года, историю, закончившуюся весьма печально для обвинителей Унковского [150] Г. А. Джаншиев, «А. М. Унковский и освобождение крестьян» (М. 1894 г.), стр. 137–141. Несколько ниже в этой книге указывается, и вполне справедливо, что «в лице выведенного Салтыковым оклеветанного Шаликова встречается не одна черта, напоминающая судьбу А. М. Унковского» (стр. 148) .