Два самолета развернулись на штаб отряда, а один пошел на заставу, ведя по ней огонь из пушек и пулеметов.
Застава ответила пулеметным и винтовочным огнем по левому мотору. Самолет вспыхнул и развернулся на сопредельную сторону. Скрылся за горизонтом, вскоре оттуда раздался взрыв.
И сразу же с того берега началась артиллерийская и минометная стрельба.
Под прикрытием пушек и пулеметов противник стал разбирать завал из бревен и проволочных «ежей» на середине моста и открыл огонь по нашим блокпостам.
В это время мы с Медведевым и Науменко спасали боеприпасы из горящего склада — его поджег-таки один из снарядов.
1Здруг Науменко, вбежав в склад, крикнул мне:
— Старшина, немцы у блокпостов! Они взяли наши пулеметы!
Я схватил запасной диск к своему ППД (пистолет-пулемет Дегтярева — так назывался автомат в начале войны) и через двор заставы побежал к береговым окопам, к пулеметной точке.
Пулеметчик то ли растерялся, то ли пулемет заело — не стрелял. Я оттолкнул его и почти ленту выпустил по прорывающимся к заставе немцам, положил их на землю.
Приказав пулеметному расчету прикрыть меня огнем, перепрыгнул через ров и бегом достиг окопов перед мостом — они были в 30–40 метрах от пулемета. Там залегли наши бойцы.
Я дал им команду зарядить гранаты и приготовиться к атаке. Тем временем перевязал раненую правую ногу.
Атака! В немцев полетели гранаты, я выскочил на насыпь и, беспрерывно ведя огонь из ППД, побежал к мосту. Снова ранен, дважды, навылет — упал на наши пулеметы, вытолкнутые немцами из блокпостов…
Швырнул все же две гранаты в немецких автоматчиков. Их взрывом разметало, а я успел поставить пулемет на место и дал очередь по поднявшимся в атаку немцам.
Потом перенес огонь на фашистов, разбиравших завал на мосту. Теперь мост был спасен и от врага очищен.
Я взялся перевязывать свои раны. Разорвал на полосы рубашку и гимнастерку. Только успел перетянуть, как немцы и румыны снова пошли на приступ. Но на этот раз не взводом, как в первый раз, — весь мост был заполнен наступающими.
Я встретил их сплошным огнем из пулемета — и немногие вернулись назад…
Вот так около десяти часов я провел на мосту с двумя пулеметами «Максим» и моим ППД, отбивая атаки противника.
Под вечер, видя, что мост не взять с ходу, по блокпосту, где я находился, захватчики открыли артиллерийский и минометный огонь. Один из снарядов попал прямо в блокпост, и я был сброшен с моста под насыпь, к воде. Лежал долго, без сознания, пока ко мне не подобрался наш военфельдшер Клим Гордеев и не перетащил к своим.
Вместе со мной тем же снарядом скинуло под мост румынского офицера и немецкого солдата — они, видать, подползали ко мне. Их взяли в плен, и они дали ценные сведения…
Этим, ребята, и закончился для меня первый день войны…
Еще одно: форму с того, взятого в плен румынского офицера, наши использовали, но как — я уже не знаю…»
— Вот как все, оказывается, было… — сказал Петр Иванович, когда Наташа кончила читать.
— Ух ты! Я будто сам был у моста и всех видел, — отозвался Вова Кор- чмарюк.
— И я, — поддержала его Лариса Косташ. — А старшина-то каков! И по самолету стрелять, и боеприпасы спасать, и в атаку…
— Там такое творилось! — объяснял знаток военного дела Витя Мельничук. — Сверху самолеты на тебя, снаряды летят, мины, по мосту пехота с автоматами бежит — любой растеряется. А он…
Странная вещь случилась за то время, пока читали письмо Бутина! Старшина будто бы переселился на экран кинотеатра. Бежит, стреляя из автомата, к блокпостам… Валится, раненый, на пулеметы… Пули вжикают над головой, взбивают вокруг фонтанчики пыли… Толпа фашистов заполнила мост… Бутин, едва успев перевязать раны, поливает немцев то из одного пулемета, то из другого, давая первому остыть… Даже лицо старшины, приникшего к «Максиму», видели ребята: мокрое от пота, грязное, со зло сощуренными глазами… И падающих на мосту наступающих немцев…
На том самом мосту, который, стоит перевести глаза со школьной доски на окно, увидищь за зеленью деревьев.
* * *
Но это был всего лишь один день из жизни Сергея Бутина. А другие его дни? Ведь о них-то и советовала узнать Евдокия Яковлевна Рачкевич.
Ответ на это Наташино письмо был краток — Бутин писать о себе не любил.
После боя 22 июня 1941 года четырежды раненный старшина попал в госпиталь. Сначала в один, потом в другой… 10 месяцев он пролежал в Тбилиси, после чего его демобилизовали. Из госпиталя он вышел хромая, была изуродована рука.
Читать дальше