Грегуар Шамаю - Теория дрона

Как определить комбатантов при условии, что определенный вид оружия упраздняет сам бой? Это фундаментальное противоречие. Лишив военных очевидных критериев, позволяющих де-факто констатировать отличие комбатантов от нонкомбатантов, это оружие ставит под вопрос сам принцип избирательности.

Поскольку мы больше не можем обращаться к очевидной констатации, мы должны задействовать иные разновидности техники идентификации и иные способы назначения врагов.

Мы присутствуем при технико-юридической милитантизации и пробабилизации статуса комбатанта.

Констатировать непосредственное участие в боевых действиях становится все сложнее по той простой причине, что комбатантов больше нет. Статус комбатанта становится все более неопределенным и до такой степени размытым, что может распространяться на любую форму принадлежности, сотрудничества или симпатии к повстанческой организации, причем необязательно к ее боевому крылу. Это скрытый переход от категории «комбатантов» к категории «предполагаемых активистов» («suspected militants»). Это отождествление «комбатант = активист» необходимо для того, чтобы вывести право на убийство за пределы привычных юридических рамок, оно позволяет варьировать концепт легитимной мишени до бесконечности.

Кроме того, для определения этого статуса мы переходим от эпистемологии наглядной констатации и суждения на основании фактов к эпистемологии подозрения, в рамках которой решение о том, чтобы обозначить кого-то в качестве мишени, основывается на идентификации определенного поведения или же на образе жизни, который имеет признаки предполагаемой принадлежности к враждебной организации. Все зависит от того, что говорит нам ваш «pattern of life»: если есть, скажем, 70 % вероятности, что вы являетесь активистом, то у нас есть право вас убить.

Несмотря на этот неутешительный прогноз, нас спешат успокоить, сообщив устами Джона Бреннана в июне 2011 года, что американские дроны смогли преодолеть свои структурные ограничения, чтобы добиться того, чего еще не знала история войн: «Я могу довольно уверенно утверждать… что в прошлом году не было ни одной случайной смерти, все это благодаря исключительной компетентности и исключительной точности, которых нам удалось достичь» 373.

Специалисты по военной этике могут открывать шампанское. Военная технология оказалась на высоте ожиданий. Вот и пробил час оружия одновременно гуманного и совершенно этичного. Еще одно достижение после войны без потерь в своем лагере – война без потерь среди мирных жителей во вражеском лагере. Несмотря на все кликушество предсказателей, логика наименьшего зла, придя к своему завершению, породила абсолютное благо.

Но как стало возможным подобное чудо? The New York Times дала ему объяснение несколькими месяцами спустя. Статическое чудо, как это часто бывает, заключалось в использованном способе подсчета. Это был простой, но действенный фокус. Власти, как выяснили Беккер и Шейн, по умолчанию считали «всякое лицо мужского пола и боеспособного возраста 374, находящееся в зоне поражения, комбатантом… за исключением тех случаев, когда имеются четкие посмертные доказательства того, что он был невиновен» 375. Как признался журналистам анонимный чиновник: «Они считают трупы, но они не уверены наверняка, о ком именно идет речь» 376.

Таков исключительно гуманный и безупречно этичный принцип дрона, окутанный туманом военной этики и государственной лжи: мишени считаются виновными до того момента, пока не будет доказана их невиновность, пусть даже посмертно.

Тогда как в классическом определении этика является доктриной достойной жизни и достойной смерти, некроэтика представляется доктриной достойного убийства. Она опирается на методы человекоубийства, чтобы сделать их предметом рассмотрения снисходительной морали.

Однажды вбив в головы ложную очевидность, согласно которой дрон в принципе является «более точным» оружием и поэтому куда лучше соответствует принципу избирательности, некроэтика дрона исключает всякую серьезную дискуссию и отсылает критиков к спору о цифрах. В этом споре им удается, изменив доказательную базу, эмпирически установить, что, хотя на практике применение этого оружия может привести к противоположным результатам, оно более этично априори , поэтому эти последствия могут быть объяснены только случайностью. При том условии, разумеется, что постулат этичности усвоен с самого начала. То есть речь идет о человеческих ошибках или неправильном использовании инструмента, который сам по себе хорош.