Дональд Томпсон - Оранжевая собака из воздушных шаров. Дутые сенсации и подлинные шедевры - что и как на рынке современного искусства

В последней инстанции Австрия проиграла апелляцию. Сообщалось, что Альтман предложила «Адель», вместе с двумя другими картинами, министру культуры Элизабет Герер, называвшей портрет «австрийской „Моной Лизой“». В качестве возмещения стоимости полотен Альтман запросила 90 миллионов долларов, что было ниже рыночной цены. По другой версии, после проигрыша в арбитраже Австрия имела право оставить картины в стране, если бы заплатила Альтман справедливую рыночную цену, а 90 миллионов были начальным предложением Альтман. Наследница требовала компенсацию, чтобы оплатить немалые судебные издержки. Рэндол Шенберг и его коллеги представляли ее за условное вознаграждение размером 40 процентов от стоимости возвращенного имущества. Герер отвергла предложение Альтман, назвав затребованную сумму «вымогательской».

Четыре картины были переправлены в США в марте 2006 года. «Портрет Адель Блох-Бауэр I» был продан наследнику косметической империи Рону Лаудеру за 135 миллионов – на тот момент это была максимальная сумма, когда-либо уплаченная за произведение искусства. С июля 2006 года «Адель» находится на всеобщем обозрении в основанной Лаудером «Новой галерее» (Neue Galerie) в Нью-Йорке. Остальные картины были проданы на торгах за 190 миллионов долларов. Вместе с портретом Адель Блох-Бауэр их общая стоимость составила 325 миллионов долларов, разделенных после уплаты гонорара Шенбергу между наследниками и благотворительными организациями.

Отказ Герер заплатить «вымогательские» 90 миллионов казался тогда огромной политической и экономической ошибкой. Задним числом стало ясно: заплати партия власти 90 миллионов и сохрани картины в стране, политическая цена этого поступка была бы ниже, чем отказ заплатить и потеря части национального культурного наследия. Было ли решение неверным экономически, сказать сложнее. Цена продажи «Адель» и остальных работ была, безусловно, взвинчена за счет раскрученной истории о том, как неудачливая наследница сумела одолеть австрийское государство.

Альтман умерла в 2011 году за неделю до своего девяносто пятого дня рождения. У ее истории был достойный, пусть и долго ожидавшийся, конец. Но есть и другие работы, похищенные государством, в том числе произведения современного искусства, и в этих случаях финал чаще всего бывает неутешительным.

Истории о произведениях, хищнически присвоенных нацистами в период с 1935 по 1945 год, – включая картины, которые вернула себе Альтман, – хорошо известны. Куда меньше известно об изъятиях произведений искусства, совершенных в 1970-х и 1980-х годах сотрудниками Штази, тайной полиции Восточной Германии. Они не ставили своей целью очистить музеи от «дегенеративного искусства» или сформировать национальную коллекцию, к чему стремились нацисты, но пытались выручить твердую валюту, чтобы помочь коммунистическому режиму Германской Демократической Республики приобретать на мировых рынках нефть и сырье. Немногое из того, что производила ГДР, пользовалось спросом в странах с твердой валютой. Западные экспортеры не принимали восточные марки. Продажа произведений искусства за границу была одним из доступных источников конвертируемой валюты.

Между 1973 и 1989 годом государственная корпорация по продаже предметов искусства и антиквариата Kunst & Antiquitäten GmbH незаконно присвоила 220 тысяч предметов, в том числе 10 тысяч картин. Помимо прочего, корпорация также продавала на Запад церковные реликвии и старинные книги из библиотек, а также выпускала политических заключенных в Западную Германию за выкуп. Всего эта деятельность принесла ГДР 1 миллиард в западной валюте. После воссоединения Германии и упразднения ГДР в 1990 году документация деятельности Штази, выполненная с маниакальной тщательностью, позволила детально ознакомиться со списками награбленного.

В 2014 году газета New York Times освещала, как продвигается рассмотрение дела об экспроприированном искусстве в судах Германии. В марте 1982 года люди из Штази вошли в дом семидесятидевятилетнего коллекционера Хельмута Майснера в Дрездене. Агенты вынесли практически все, что представляло какую-либо ценность. Оправдали они это тем, что любой, кто владеет таким количеством картин, а не одной-двумя, наверняка незаконно торгует предметами искусства и, следовательно, нарушает закон. Майснер якобы не уплатил налог, следовательно государству формально причиталось 90 процентов стоимости коллекции. Когда Майснер попытался опротестовать конфискацию, органы упрятали его в психиатрическую клинику.