Марк Хукер - Толкин русскими глазами

Грузберг-В - оригинальная версия.

Грузберг-Г - CD-ROM 2000 и 2001 года (они отличаются обложкой - на первом написано Толкин, на втором Толкиен).

Грузберг-Д - изданный в 2003 году перевод.

Глава I

КРАТКАЯ ИСТОРИЯ ТОЛКИНИЗМА В РОССИИ

Прошлое и нрав господина Бильбо Бэггинса снова стали главной темой

пересудов (F 44)

В одной подпольной машинописной рукописи жил да был хоббит. Не в откорректированной спелл-чекером, свеженькой и хрустящей распечатке лазерного принтера, нет, в рукописи мятой, потрепанной и полной опечаток, вышедшей из-под пятой копирки, отпечатанной вручную на обороте ненужных документов. Рукопись была самиздатовская, что означает: незаконно изданная и подпольно распространявшаяся в Советском Союзе

Почти сразу же после выхода в свет трехтомника "Властелин Колец" (в дальнейшем - ВК) Толкина (1954 - 1955 гг.), роман был переведен на голландский (1956-1957 гг.) и шведский (1959-1961 гг.) - в тех странах, где широко распространена традиция переводной литературы. Перевод на польский (1961-1963 гг.) следовал по пятам за шведским и обогнал датский (1968-1970 гг.), немецкий (1969-1970 гг.), и французский (1972-1973 гг.), а официальный перевод на русский язык в тоталитарном Советском Союзе все ожидался и ожидался...

Публикации русского перевода ВК препятствовала, по сути дела, вся государственная издательская индустрия СССР, пока в 1982 году не вышел наконец (в сокращенном виде) первый том - самый идеологически безобидный. Полное, без сокращений, издание первого тома, подготовленное теми же официально одобренными переводчиками, увидело свет только через 6 лет. После его публикации (в 1988 г.) второй и третий тома последовали каждый с двухлетним интервалом - в 1990 и 1992 годах, - в фарватере падения советского режима. В Чехословакии и Болгарии, где правящие коммунистические партии стремились придерживаться еще более крайней идеологии по сравнению с Москвой, ждать издания Толкина также пришлось вплоть до краха коммунизма в Восточной Европе. Переводы ВК в этих двух странах вышли в свет в 1990-1991 гг.

По мнению цензоров, философия Толкина не вполне соответствовала официальной линии Коммунистической партии. Неприязнь была взаимной. В письме к своему сыну Кристоферу, Толкин писал:

Мои политические убеждения все больше и больше склоняются к Анархии (в философском смысле - разумея отмену контроля, а не усатых заговорщиков с бомбами) или к "неконституционной" Монархии. Я арестовал бы всякого, кто употребляет слово "государство" (в каком-либо ином значении, кроме "неодушевленное королевство Англия и его жители", то, что не обладает ни могуществом, ни правами, ни разумом); и, дав им шанс отречься от заблуждений, казнил бы их, ежели бы продолжали упорствовать! Если бы мы могли вернуться к именам собственным, как бы это пошло на пользу! Правительство - абстрактное существительное, означающее искусство и сам процесс управления; писать это слово с большой буквы или использовать его по отношению к живым людям должно объявить правонарушением. Если бы люди взяли за привычку говорить "совет короля Георга, Уинстон и его банда", как бы это прояснило мысли и приостановило жуткую лавину, увлекающую нас в Кто-то-кратию2 (L.63).

В "Большом энциклопедическом словаре" - последнем, изданном в коммунистическую эпоху (1991г.) (БЭС, 11.480) - имеется лишь краткая статья, характеризующая ВК как книгу, содержащую "пессимистическую концепцию о необратимом влиянии зла на историческое развитие". Согласно такой формулировке, сочинения Толкина вступают в противоречие с обязательным оптимизмом социалистического реализма, который в Советском Союзе считался единственно приемлемым литературным методом.

Суть советской словарной статьи резко контрастирует с высказыванием К. С. Льюиса в его статье "Развенчание власти".

Сам текст учит нас, что Саурон вечен; война Кольца - лишь одна из тысяч войн против него. Хорошо бы достало нам мудрости каждый раз опасаться его окончательной победы, после которой уже "не станет больше песен" <...> И, победив в очередном сражении, мы не должны забывать, что победа наша не окончательна. Если нам непременно нужна мораль в этой истории, то вот эта мораль: возврат от снисходительного оптимизма и плаксивого пессимизма в равной степени, к мучительному, но не вовсе безнадежному пониманию неизменно тяжкой участи человечества, присущему героическим эпохам3.

Толкин - реалист, призывающий читателя быть на высоте положения и ответить на вызов Зла, не теряя надежды на то, что Добро, если оно еще сильно, снова может восторжествовать. В Советском Союзе такой тип "реализма" имел очевидный политический подтекст.