Оговорим два условия. Различия между стихотворным и прозаическим текстом (в первом, как известно, вследствие его большей "плотности" чрезвычайно интенсифицируются внутренние связи и взаимодействия) не только не мешают логике нашего сопоставления, но и работают на нее: стихотворный текст - именно потому, что он предельно сконденсирован, - более "откровенен" в сопряжении семантических полей, он характеризуется меньшей "жесткостью", если иметь в виду его коммуникативную структуру, чем текст прозаический.
Текст Рембо - текст с "ослабленной" коммуникативной структурой. лишенный "жесткости", а потому открывающий возможность множественных интерпретаций. Смысл в значительной степени "свободен" от значения, хотя и формируется на его основе - в логике "челночного" взаимодействия текста и внетекстовых структур. (Отметим попутно: разговор о "полисемантичности" текста, строго говоря, беспредметен: "жесткий" текст, подобный первому из приведенных нами отрывков, моносемантичен, второй - "асемантичен". Произведение же полисемантичным быть не может по определению - это единожды возникающий смысл.)
Таким образом, если мы не в состоянии (в силу жанра настоящей работы) установить исчерпывающую номенклатуру текстов, то, по крайней мере, можем определить тенденцию увеличения/уменьшения степени структурированности, "жесткости" их коммуникативной структуры. Мы можем предположить, что чем более "жесткой" является данная структура, чем в меньшей степени интенсивным будет процесс пересечения семантических полей, тем меньшей свободой по (16) отношению к структурирующему потенциалу текста будут пользоваться внетекстовые структуры, и наоборот: чем более "прозрачен" текст, т.е. чем менее жесткой будет связь между семантическими полями, тем большую роль играют в структурировании текста внетекстовые структуры, тем более "свободен" нарратив, тем большими потенциями в плане многозначности обладает текст.
Но ни один текст не застрахован от того, что приступающие к его перекодированию внетекстовые структуры будут оформлены кодом, принципиально отличным от кода текста - в этом случае срабатывает логика профанации, ведущая к "аннигиляции", взаимному "разрушению" текста и внетекстовых структур.
Ю.В. ДОМАНСКИЙ. АРХЕТИПИЧЕСКИЕ МОТИВЫ В РУССКОЙ ПРОЗЕ XIX ВЕКА. Опыт построения типологии
г. Тверь
Понятие "архетип", введенное К.Г. Юнгом1, закрепилось во многих научных областях, в том числе и в литературоведении, где архетип понимается как универсальный прасюжет или праобраз, зафиксированный мифом и перешедший из него в литературу. Так, например, Е.М. Мелетинский рассмотрел ряд сюжетов и образов русской литературы XIX в. с точки зрения их изначальных архетипических значений2.
Но функционирование архетипов в литературе не ограничивается лишь архетипическими сюжетами. Архетипы могут реализовывать свои значения и через другие элементы текста, в частности через предметный мотив. Для того чтобы выявить архетипическое значение того или иного мотива, необходимо было разработать методику реконструкции архетипических значений и выяснить, любой ли мотив и в любых ли условиях имеет архетипическое значение или оно актуализируется в зависимости от ситуации.
Оказалось, что архетипические значения мотива могут быть реконструированы достаточно просто. Прежде всего, в разных национальных мифологиях выявляются одинаковые мифологемы. Затем соотносятся их значения. То общее, что присутствует во всех этих значениях, и будет значением архетипа, находящегося, по Юнгу, в (19) коллективном бессознательном и являющегося наиболее древней и всеобщей формой представлений человечества.
Архетипическое значение, как правило, внутренне сложно, неоднозначно и включает в себя несколько сем. Так; реконструированный по мифологическому материалу архетип черепахи включает в себя семы фундамента земли, прародителя мира, плодородия, долголетия и прочности, божества моря. В целом же все эти семы входят в архетипическое значение черепахи как основы мира.
Изученный, достаточно разнообразный материал - проза А. Пушкина и Л. Толстого, Д. Григоровича и А. Чехова, Ф. Достоевского и И. Тургенева показывает, что архетипическое значение предметного мотива возникает спонтанно, независимо от воли художника, и может быть не связано с непосредственным обращением автора к конкретному мифологическому мотиву. Семы в литературном тексте могут проявляться в зависимости от контекста во всей совокупности или какая-либо из сем может доминировать.
Читать дальше