Как-то раз по просьбе французского издательства Гал-лимар я составил список из ста книг*, которые, по моему мнению, оказали на меня самое сильное влияние. Надо сказать, это странный список, куда вошли такие несовместимые на
См Приложение (примеч автора).
звания, как "Плохой мальчик Пека", "Письма Махатм" и "Остров Питкерн". Первую из них, бесспорно, "плохую" книгу, я прочел в детстве. И решил внести ее в список, потому что ни над одной книгой не хохотал так, как над этой. Позднее, уже подростком, я совершал периодические набеги на местную библиотеку, чтобы нарыть книжек на полке с табличкой "Юмор". Как же мало оказалось таких, которые действительно были смешными! Этот раздел литературы отличается прискорбной скудостью и тупоумием. Кроме "Гекльберри Финна", "Золотого горшка", "Лисистраты", "Мертвых душ", двух-трех рассказов Честертона, "Юноны и павлина", я и назвать-то ничего не могу - и не вижу никаких выдающихся достижений в сфере юмора. Правда, у Достоевского и Гамсуна есть отдельные места, которые смешат меня до слез, - но это лишь отдельные места. Профессиональные юмористы, а имя им легион, наводят на меня смертную скуку. Книги о юморе, например, Макса Истмена, Артура Кёстлера или Бергсона", также кажутся мне ужасными. Если бы сам я сумел написать хоть одну юмористическую книгу, прежде чем умру, то это было бы большим достижением. У китайцев порой встречается такое чувство юмора, которое мне очень близко, очень дорого. Особенно это относится к их поэтам и философам.
В детских книгах, оказывающих на нас самое сильное влияние - я имею в виду волшебные сказки, легенды, мифы, аллегории, - юмор, к несчастью, полностью отсутствует. Похоже, их главные составляющие - это ужас и трагедия, вожделение и жестокость. Но именно при чтении этих книг развивается способность к воображению. Чем старше мы становимся, тем реже встречаемся с фантазией и воображением. Мы обречены тащить лямку скучной работы, которая становится все более монотонной. Ум впадает в такое оцепенение, что лишь необыкновенная книга может вывести его из состояния равнодушия и апатии.
В детском чтении есть один значительный фактор, о котором мы склонны забывать, - физическое окружение чтения. Как отчетливо через много лет вспоминается запах любимой книги, шрифт, переплет, иллюстрации и тому подобное. Как легко определяется место и время первого прочтения. Некоторые книги ассоциируются с болезнью, некоторые - с плохой погодой, некоторые - с наказанием, некоторые - с наградой. Когда вспоминаешь эти события, внешний и внутренний мир сливаются. Такие книги, несомненно, становятся "событиями" в жизни человека.
Есть и еще одно обстоятельство, которое отличает детское чтение от более позднего, - это отсутствие выбора. Книги, которые читаешь в детстве, тебе навязаны. Счастлив ребенок, имеющий мудрых родителей! Тем не менее сила некоторых книг настолько велика, что даже невежественные родители мимо них не проходят. Кто не читал в детстве "Синдбада-морехода", "Ясона и Золотое руно", "Али-Бабу и сорок разбойников", "Сказки" братьев Гримм и Андерсена, "Робинзона Крузо", "Путешествия Гулливера" и им подобные?
И кто, спрашиваю я, не испытывал того неизъяснимого трепета, когда много лет спустя перечитывал первых своих любимцев? Совсем недавно, после почти пятидесятилетнего перерыва, я вновь открыл книгу Хенти "Северный лев". Какое это было потрясение! В детстве Хенти был моим любимым автором. На каждое Рождество родители дарили мне около десятка его книг. Должно быть, я прочел все его благословенные книги еще до четырнадцати лет. Сейчас, и это совершенно поразительно, я могу взять любую его книгу и ощутить то же чарующее наслаждение, какое испытывал в детстве. Он не пытался "подладиться" под своего читателя. Скорее, он стремился войти с ним в личные отношения. Полагаю, всем известно, что Хенти писал исторические романы. Для ребятишек моего времени они были жизненно необходимы, так как позволяли нам впервые приобщиться к всемирной истории. "Северный лев", к примеру, повествует о Густаве-Адольфе и Тридцатилетней войне. Именно там появляется странная, загадочная фигура Валленштейна. Когда я недавно дошел до страниц, посвященных Валленштейну, мне показалось, будто я прочел их всего несколько месяцев назад. Закрыв книгу я написал одному из друзей, что именно на страницах о Валленштейне мне впервые встретились слова "судьба" и "астрология". Слова многозначительные, во всяком случае для мальчика.
Читать дальше