Любовь Овсянникова: Легкое цунами времени

С особенным чувством я взяла в руки раритет: «Рукоделие», авторы А. Д. Жилкина и В. Ф. Жилкин — недавно обновленный в типографии издательства «Заря». Шитый блок средней толщины при реставрации проверили на сохранность и прочность. Нитки оказались целыми и держали сфальцованные тетради как надо. Все равно для надежности корешок пропитали клеем, затем по всем канонам высшего полиграфического мастерства изделие одели в твердый переплет. На лицевую сторону крышки приклеили снятую мягкую обложку, покрыли лаком. Эта работа явилась данью уважения со стороны коллег, выказанной по причине моего ухода на пенсию.

Так издание 1953 года получило новую жизнь. Как и я, оно вышло из активного употребления и превратилось в экспонат домашнего музея. Дорогой экспонат. Разве могла я знать, что с этой простой вещицы начнется мой трудовой путь и практически с нею же закончится? Это первая книга, подаренная мне мамой — за год до того, как я пошла в школу. По ней я училась шить. Теперь с нею ушла на отдых. Теплая волна смешанных чувств окатила душу. Я едва успела сглотнуть комок в горле.

Книги как люди — когда о них забываешь, покрываются печалью, материализующейся в виде пыли, и их требуется хотя бы просто перебрать, чтобы освежить общий вид, встряхнуть, не дать уйти из них живому духу. Этим я как раз и занималась, когда прозвенел звонок квартирного телефона, который с наступлением эры мобильной связи давал о себе знать все реже, почти не напоминал. Но вот кто-то откопал в своих архивах мой номер… Чудно. Я подбежала к столу и плюхнулась в кресло, стоящее перед монитором компьютера, с приязнью поглядывая на экран, где на рабочем столе красовался майский пейзаж.

— Алло! — выдохнула своим мягким альтом. Слишком альтом и слишком мягким, чтобы не выдавать мой возраст.

Отозвавшийся голос оказался женским, очень смутно знакомым… Из запредельно давних времен. Однако вспомнить его мне не удавалось ни после первой фразы, ни после второй. Женщина назвала меня по имени-отчеству, попросила о встрече, мотивируя тем, что ей это крайне необходимо. От дальнейших объяснений отказалась, причем сбивчиво, что вызывало подозрения.

— Простите, я не узнаю вас по голосу, — сказала я. — Мы знакомы?

— Меня зовут Зоя Михайловна, — напомнила она. — Я работала в отделе снабжения. Припоминаете?

— Раевская?

— Да-да, это я и есть!

Областная книжная типография, с досадой подумала я. Зачем этот призрак решил меня побеспокоить?

После звонка я напряглась. И конечно, все вспомнила. Ее привела ко мне в отдел кадров Света Устименко, сказала, что это то ли ее родственница, то ли бывшая сослуживица, короче отрекомендовала с хорошей стороны. Сама Света, до недавно занимавшая должность товароведа, перешла работать в приемную, на место ушедшей на пенсию секретарши директора. И теперь в отдел снабжения требовался товаровед, вот она и старалась помочь. Ее протеже прошла необходимые собеседования и мне оставалось только оформить ее приказом. С тех пор эта улыбчивая женщина (невысокого роста, полненькая, крашеная блондинка) иногда заходила ко мне — уточнить данные об отпуске или сдать бюллетень, что бывало редко. Практически я ничего о ней не знала, за исключением официальных анкетных данных — не замужем, детей нет.

Что могло ей понадобиться от меня через столько лет?

Минуло восемнадцать лет с момента моего ухода оттуда. Достаточный срок, чтобы даже имя забыть. Но нет, иногда обо мне вспоминали те, кто искал работу. Просили помочь в этом деле, что-то посоветовать, кому-то порекомендовать. Случалось это все реже и реже. А теперь типография вообще была давно заброшенным объектом, тихо разваливающимся под наблюдением государственной охраны. Перед тем, как завершить эксплуатацию, ее, полагаю, основательно ограбили, оборудование продали, все растащили. Если бы не архив с человеческими судьбами, валяющийся где-то там, то охранять было бы нечего. Какая непредвиденная участь! А ведь было уникальное предприятие, сравнительно молодое, корпуса которого строились в конце 60-х годов прошлого века. Для промышленности это не возраст. Итак, вопрос о работе отпадал сам собой.

Взять второе, чем я могла интересовать людей, — литературу. Но как писателя меня там просто не знали. А хоть бы и знали, так в этом качестве я не могла интересовать рядовых полиграфистов. Зоя Михайловна на книгочея никак не походила.