Эдна О’Брайен - Влюбленный Байрон

На обратном пути в монастыре Теотокос Аквилион с Байроном впервые приключился судорожный припадок, который оказался предшественником более сурового заболевания. Их приветствовали курением фимиама, а потом изощренной церемонией с исполнением гимнов. Не успел аббат произнести «Lordo Inglese», как Байрон пришел в ярость, потребовал, чтобы его избавили от этого «злобного безумца», и устремился в соседнее помещение, где забаррикадировался с помощью столов и стульев. Он отказался впустить доктора Бруно и принять пилюли, рвал на себе одежду, разодрал матрас, лежавший на полу, полуголый забился в угол, как загнанный зверь, называл всех «дьяволами», кричал, что он «в аду». Гамильтон Браун, молодой шотландец, присоединившийся к пассажирам «Геркулеса» в Леггорне, в конце концов усмирил его, дал Байрону benedette pillule [86] Благословенную пилюлю (ит.). доктора Бруно, и, после ребячьего бормотанья какой-то околесицы, Байрон улегся на матрас и заснул. В награду Гамильтону Брауну разрешили спать на складной кровати Байрона.

Вернувшись в Кефалонию, Байрон ждал новостей от непрочной и ревнивой греческой коалиции. Греческий комитет в Лондоне выказывал недовольство, он спрашивал, чем вызвана такая задержка Байрона на острове; кое-кто заподозрил, что он отправился туда погреться на Ионических островах и набрать материал для своих стихов. «Я не отчаиваюсь из-за всего этого», — писал он в своем дневнике, однако в действительности именно словом «отчаяние» можно описать его состояние. Его революционный пыл пропал, отряды иностранных солдат уменьшались — одних убили турки, других — сами греки, кто-то умер от болезней, кто-то наложил на себя руки.

Согласно Маврокордатосу, самым слабым местом на его родине, которому более всего грозили враги, был Миссолунги в проливе Патрас. Именно туда он просил отправиться Байрона как спасителя Греции. Итак, 29 декабря, после пяти месяцев ожидания, они выступили на двух судах под нейтральным ионическим флагом: Байрон и его спутники — на одном, Пьетро Гамба со всей их провизией и тысячами долларов — на другом. Путешествие было сопряжено с опасностями — блохи, сильные течения, бури и, наконец, преследование вражескими фрегатами. Байрону и его спутникам удалось уйти на мелководье и ускользнуть к скалам Скорфы, откуда Байрон отправил срочное сообщение полковнику Стенхоупу в Миссолунги, которого прислали из Англии в помощь Байрону. Байрон просил обеспечить их безопасность, выражая особую заботу о Лукасе: «Уж пусть лучше его разорвут на куски, да и меня вместе с ним, чем он попадет в руки этих дикарей». Эти слова, с их романтическим подтекстом, едва ли понравились доктринеру Стенхоупу, который приехал спасать и просвещать греков.

Судно Гамбы захватили турки. Капитана переправили на турецкий фрегат, чтобы допросить, а потом обезглавить. Трагедии не случилось лишь потому, что этот капитан когда-то спас турецкого капитана в Черном море. Поэтому вместо того, чтобы конфисковать корабль вместе с Гамбой, Легой Замбелли и остальными слугами, лошадьми, оружием, деньгами, печатными материалами и секретной перепиской Байрона с греками, их пригласили на обед, а потом отпустили с восточными почестями. Байрон, обычно не склонный к религиозности, приписывал это двум большим церковным службам в храмах Святого Дионисия и Мадонны на скалах.

Первые приветствия были действительно очень сердечными. Байрона в алом мундире доставили в Миссолунги, где его встречали ликующая толпа греков, Маврокордатос, полковник Стенхоуп и целая шеренга греческих и иностранных офицеров. После ружейного салюта его препроводили в скромный двухэтажный дом с конюшнями и двориком, где можно было проводить военные учения. Трелони, который приехал позднее, описал увиденное как «наихудшее местечко на всей земле» — мрачное болото, окруженное стоячими озерами (их он назвал «пояс смерти»). Маврокордатос, напыщенный льстец, произвел впечатление на Байрона — тому пришелся по вкусу застенчивый взгляд за круглыми стеклами очков, изобличавший скорее ученого, чем солдата.

Вскоре Байрона навестили примасы и вожди со свитой. Все клянчили деньги. И хотя Байрон клялся не присоединяться к отдельным фракциям, а лишь к нации в целом, он незаметно для себя превратился в сторонника Маврокордатоса. Первым заданием Байрона стала организация артиллерийского подразделения, которое ему надлежало возглавить и обучить для готовящейся осады, а потом и захвата Лепанто — это название вошло в историю. В 1571 году Дон Хуан Австрийский вел европейский флот, который нанес поражение Оттоманской империи, и от Донни Джонни Байрона ждали повторения сего героического деяния. Лепанто был укрепленным городом в двадцати пяти милях к западу от Миссолунги. Крепость, находившаяся в то время в руках турок, охранялась гарнизоном албанцев, которые, по слухам, страдали от своего жалкого состояния.