Артем Боровик: Спрятанная война

- Выпьем за Академию Генштаба! - предложил Д. и, обняв Ан...енко, поцеловал его в губы.

Женщина протянула руку и включила радиоприемник на столе. Раздался далекий голос Софии Ротару. Мечтательно прислушиваясь, Ан...енко сказал:

- У Софии началась вторая молодость. Она налилась соком зрелости.

- В самый бы раз а? - подмигнул мне Д. и сделал движение руками, повторяя изгиб женских бедер.

- А вот Гурченко, - чуть подумав, с печалью в голосе проговорил Ан...енко, - начала сдавать.

- Ой, мальчишки! - всплеснула руками женщина, явно недовольная тем новым направлением, в каком шел разговор. - Неужели в Термезе опять будет холодно?

- Не бойся, - успокоил ее Д., - нам с тобой будет тепло.

- И даже жарко, - уточнил Ан...енко.

- Давайте выпьем за любимых женщин! - почти выкрикнул Д. Глаза его сверкали. - Пьем стоя!

Он зажал стаканчик между левой щекой и ребром правой ладони, отставив локоть. Сделал резкое движение, и стаканчик, несколько раз повернувшись вокруг своей оси, оказался у самого рта. Д. резко запрокинул голову и осушил его, чуть притопнув ногой.

Постучавшись в дверь, вошел командир минометной батареи. Собрав со стола грязную посуду, он молча исчез.

Проводив его тяжелым взглядом, Ан...енко сказал:

- Вот мое семейство. - И протянул мне цветную фотографию жены и детей.

То была на редкость красивая семья. Я хотел сказать об этом Ан...енко. Но вдруг вспомнил 23-е января и промолчал.

- Я недавно ГАЗ-24 купил, - зачем-то добавил Ан...енко.

Д. опять крепко обнял его и поцеловал взасос. Потом вдруг, отпрянув, спросил меня:

- Хотите, мы подарим вам видеомагнитофон?

- Благодарю, - ответил я, - надеюсь, что смогу сам когда-нибудь заработать на эту штуковину.

- Бедный, но гордый! - засмеялся Ан...енко.

- А оружие вы везете домой? - не унимался Д.

- Я бы и рад, да ведь в Хайратоне таможня всех нас перетрясет, ответил я.

- Бедный, гордый, да еще и наивный! - Д. от души рассмеялся.

- Полковник Д. шутить изволит, - сказал Ан...енко, сдвинув брови. - Вы совершенно правы: в Хайратоне таможня, и лучше не рисковать. Ну, а теперь есть смысл соснуть минуток триста, а?

XXVI

На следующий день я поднялся рано. Разбудил стеклянный перезвон выстиранного накануне, но промерзшего за ночь белья.

- - Ух, холодрыга... - издалека донесся до слуха мой же голос.

В комнату вбежал Славка Адлюков.

- Ну что, - улыбнулся он, стреляя по сторонам блестевшими глазами, ноги в руки - ив горы?

В семь утра предстояло восхождение на высокогорный сторожевой пост "Тюльпан". Как сказал Ушаков, вообще самое последнее восхождение на этой войне.

Когда я побрился, караван уже был готов. Забив рюкзаки дровами, углем, рисом, маслом, сахаром и табаком, боеприпасами для подствольных гранатометов, автоматов и миномета мы аккуратно сложили их у адлюковской комнаты.

- Держите между собой д-дистанцию не меньше десяти шагов, - напомнил перед выходом Ушаков. - Сапер потопает первым. Караван - в двадцати шагах за ним. Идти в след: помнить о минах. В случае, если вас обстреляют и потребуется помощь снизу, п-пускайте красную ракету. Все ясно?

Я надел два свитера, бушлат, ватные штаны, а поверх горных ботинок чтобы не промочить ноги - чулки от ОЗК.

МТЛБэшка подбросила нас к исходной точке, и мы пошли.

Горы горбатились под тяжестью снега. Ноги утопали в нем по бедро. Ветер и солнце действовали похлеще слезоточивого газа: слезы выкатывались из слепнувших глаз, сосульками замерзали на ресницах.

Мы двигались по белому ущелью, словно муравьи по ложбинке человеческого позвоночника, шаг за шагом вскарабкиваясь на ослепительно сахарный хребет.

МТЛБ внизу, на дороге, теперь казавшейся юркой змейкой, превратился в песчинку, но сознание того, что к нему припаян "Василек" <����Автоматический миномет.>, действовало успокоительно.

Ветер насквозь продувал шерстяную шапку, и мокрые волосы постепенно превращались в ледяной панцирь. Отстегнув от ремня шлем, я надел его и услышал, как с металлическим звоном забарабанила по нему метель.

Вскоре мы миновали пустой кишлак с полуразрушенными обугленными стенами и пробоинами в крышах.

***

Перемогая вой вьюги, Адлюков крикнул сержанту Рахимову, чтобы тот поглядывал на кишлак, когда мы пройдем его.

Вдалеке, по ту сторону дороги, почти у самого горизонта, работала авиация. Горы вздыхали, но стоически выдерживали многотонные удары, а ветер изредка доносил до нас их глухие стоны: у-ух.., ох-х.., ух-х.., о-ох...

Бесконечные хребты образовывали сложную, словно церковный орган, пневматическую систему со своими звуконагнетателями и воздухопроводами, а ветер с Панджшера, этот бестелесный дух девятилетней войны, носясь между горами, исполнял концерт, подолгу выдерживая в басу звуки печали и тоски, аккомпанировал маленькому отряду людей, упорно карабкавшихся куда-то вверх.