Кристин Каст: Спрятанная

Ленобия

Сон Ленобии был слишком беспокойным, поэтому хорошо знакомое наваждение взяло верх над чувством реальности и дало выход эфирному миру подсознания и воображения, он был настолько реален, что разрывал душу на части.

Все было в памяти. Десятилетия, а затем и столетия юная, наивная Ленобию возвращалась в трюм корабля, уносящего ее из Франции в Америку — из одного мира в другой. Именно во время этого путешествия Ленобия встретила Мартина — мужчину, который должен был стать ее Супругом на время всей его жизни. Вместо этого он умер молодым, забрав с собой в могилу и ее любовь.

В своем сне Ленобия практически ощущала легкий крен корабля и чувствовала запах лошадей и сена, моря и рыбы… и Мартина. Всегда Мартина. Он стоял перед ней, глядя своими оливково-янтарными глазами, в которых читалось беспокойство. Она только что сказала, что любит его.

— Это невозможно.

Сон напомнил ей, как Мартин потянулся к ней и взял ее запястье. Затем он поднял руку, пока та не соединилась с ее.

— Разве ты не видишь разницы?

Погруженная в сон Ленобия издала слабый стон от боли. Звук его голоса! Этот отчетливый креольский акцент — глубокий, чувственный, уникальный. Это был горько-сладкий звук его голоса и этот прекрасный акцент держал Ленобию вдали от Нового Орлеане вот уже больше двухсот лет.

— Нет, — ответила молодая Ленобия на его вопрос, смотря на обе руки, прижатые друг к друге, одну белую, другую смуглую. — Я вижу только тебя.

Все еще глубоко спящая, Ленобия, хозяйка конюшен Дома Ночи Талсы, беспокойно пошевелилась, словно ее тело пыталось вырваться из оков сна. Но в эту ночь разум ее не слушался. В эту ночь она не могла управлять своим сном.

Последовательность воспоминаний сменилась и появилась другая сцена, тот же трюм, все тот же Мартин, только несколько дней спустя. Он вручил ей длинный кожаный шнурок, на котором висел небольшой мешочек, окрашенный в глубокий сапфировый цвет. Мартин повязал его вокруг ее шеи и сказал:

— Этот гри-гри защитит тебя, дорогая.

В считанные секунды изображение изменилось, прошли столетия. Старше, мудрее, более циничная Ленобия бережно прижимала к себе раскрошившийся кожаный мешочек, содержимое которого рассыпалось по ее руке — тринадцать составляющих, как Мартин и говорил — но большинство нельзя было опознать, потому что прошли столетия после того как он одел ей его. Ленобия вспомнила слабый запах можжевельника, ощутила гладкую поверхность глиненой камешка, до того как он превратился в пыль, и крошечное перышко голубя, которые распались в ее руках. Но отчетливей всего Ленобия помнила мимолетный прилив радости, который она почувствовала, когда посреди распадающихся остатков любви и защиты Мартина, она нашла что-то, что время не смогло разрушить. Это было кольцо — окруженный крошечными бриллиантами изумруд в форме сердца в золотой оправе.

— Сердце твоей матери — твое сердце — мое сердце, — Прошептала Ленобия как только надела его на безымянный палец. — Я все еще скучаю по тебе, Мартин. Я никогда тебя не забуду. Я поклялась.

И тогда сцена из воспоминаний опять изменилась, возвращая Ленобию к Мартину, только на этот раз они были не в море, где зародилась их любовь. Это воспоминание было мрачным и ужасным. Даже во сне Ленобия знала время и место: Новый Орлеан, 21 марта, 1788, вскоре после заката.

Конюшни загорелись, и Мартин спас ее, вынеся из огня.

— Нет! Мартин! Нет! — Кричала тогда Ленобия, а сейчас она стонала, пытаясь пробудиться прежде, чем ей придется опять пережить этот чудовищный конец.

Она не проснулась. Вместо этого она услышала слова ее единственного признания в любви, которые разбили ей сердце двести лет назад, что она чувствовала и сейчас, как будто рана на сердце была свежей.

— Слишком поздно, дорогая. В этом мире мы слишком поздно встретились. Я увижу тебя снова. Моя любовь к тебе не закончится здесь. Моя любовь к тебе не закончится никогда… Я найду тебя снова, дорогая. Клянусь.

Мартин схватил порочного человека, который хотел пленить ее, а затем вернулся в горящие конюшни вместе с ним, спасая жизнь Ленобии. Наконец хозяйка конюшен смогла проснуться, задыхаясь от рыданий. Она села в кровати и дрожащей рукой убрала волосы с лица.

Первое о чем она подумала, была мысль о ее лошади. Через их психическую связь она почувствовала, что Муджажи была взволнована, на грани паники.