Но в душе хирурга вновь нарастало знакомое и ставшее в последнее время уже постоянным чувство гневного возмущения. Он видел, что многим раненым на фронте не оказали никакой помощи, и поэтому хирург порой был бессилен. Многих доставляли в госпиталь слишком поздно; состояние других ухудшалось вследствие мучительной перевозки на простых телегах. Мало у кого повязки были из бинта или марли — чаще всего на это шли разорванные нижние рубашки, потные, несвежие. Поэтому гнойных ран было очень много.
…Бурденко, осмотрев раны молодого солдата, которого только что положили на операционный стол, начал оперировать.
— Господин профессор, вас просят, — обратился к нему подошедший дежурный врач.
— Занят! — коротко бросил в ответ Бурденко.
— Но, господин профессор, прибыл генерал-адъютант, его высочество принц Ольденбургский…
— А хоть сам господь бог! — Бурденко резко обернулся к дежурному врачу. — Зовите его сюда, пусть его высочество полюбуется, в каких условиях мы работаем.
— Принца сюда, в операционную? — с ужасом переспросил дежурный врач.
— Да.
Врач в замешательстве удалился. По-видимому, он не решился пригласить принца в зал, где остро пахло гноем, где у залитых кровью операционных столов работали врачи с красными от бессонницы глазами, где то и дело раздавались громкие стоны раненых.
Принц Ольденбургский был в царской армии верховным начальником санитарной и эвакуационной части. Этот сановный вельможа, как ядовито заметил однажды Бурденко, «разбирался в медицине чуть похуже, чем некоторое животное в апельсинах». Его визиты в госпитали не приносили никакой пользы и только отрывали врачей от дела.
«Приехал, наверное, с «виолончелистом», — продолжая оперировать, подумал Николай Нилович.
«Виолончелистом» называли начальника санитарной службы армии, отставного генерала. Неплохой музыкант, он абсолютно ничего не смыслил в военно-медицинском деле.
Через несколько минут к Бурденко подошел другой врач.
— Его высочество просит вас пожаловать к нему, — сказал он Николаю Ниловичу.
— Передайте принцу: пожалую, только когда закончу операцию. И не мешайте мне больше! — вдруг закричал он на врача.
Бормоча извинения, тот быстро отошел.
Завершив операцию и наложив повязку, Бурденко как был — в забрызганном кровью халате, резиновых перчатках и белой шапочке — вышел к начальству.
— Простите, ваше высочество, я был занят на операции, — сказал он.
Принц Ольденбургский при появлении Бурденко только кисло улыбнулся.
— О, это пустяки. Мы с генералом ждали совсем недолго. А как идет работа? — обратился он к Николаю Ниловичу.
— Работаем очень напряженно, — ответил Бурденко, — вот уже почти сутки идет непрерывный поток раненых. Может быть, вы пройдете по госпиталю, посмотрите операционную?
Принц поспешно отказался. Оказывается, верховный начальник санитарной части не выносил вида человеческой крови…
Гнев и возмущение, переполнявшие душу Бурденко, наконец-то вырвались наружу.
— Ваше высочество! Военно-санитарное управление работает безобразно, из-за этого гибнут тысячи раненых…
Он говорил долго и горячо. О том, что на поле боя раненым не помогают, что вместо санитарного транспорта дают тряские подводы, что не хватает самого необходимого — медикаментов, перевязочных средств, хирургических инструментов. А самое главное — медицинская помощь на фронте организована неправильно.
Принц Ольденбургский, казалось, серьезно выслушал Бурденко. Он нахмурил лоб и строго спросил присутствовавшего здесь же генерала-«виолончелиста»:
— Ну, что вы на это скажете?
«Виолончелист» вытянулся в струнку.
— Вот видите, что вы наделали! — начал распекать его принц. — Я вас научу работать!
Так и не заглянув в палаты, начальство укатило восвояси. А в госпитале все осталось по-старому…
Царские генералы считали, что «пушечного мяса» хватит надолго. Что им было до материнских слез, до горького плача вдов и сирот!
Медицинской помощью солдатам и офицерам русской армии в то время занимались и военно-санитарное ведомство, и общество Красного Креста, и Земский союз, и Союз городов, и много мелких частных организаций. Их действия напоминали известную басню Крылова «Лебедь, Рак и Щука». Редкий день в лазаретах и госпиталях не получали трех-четырех разных, а часто и разноречивых приказов от различных властей.
Нередко это порождало беспорядок и неразбериху. «Вся система, от высших санитарных организаций до малых лазаретов, показала полностью свою несостоятельность», — доносил царю в сентябре 1915 года принц Ольденбургский. Даже сиятельный принц в конце концов понял то, что почти для всех в русской армии давно уже было очевидным. А ведь расплачивались за это крестьяне и рабочие в серых шинелях — русские солдаты, расплачивались кровью и жизнью…
Читать дальше